и сильнее пощипывать ее сосок. Я нежно покусывал ее шею и чувствовал, как ее киска сжимается вокруг меня. Пэм поднесла руку ко рту, и она подавила стон, когда я почувствовал, как она сжалась вокруг моего члена. Этого было достаточно и я выплеснул струи спермы в ее киску. Я был благодарен вентиляции, которая не давала запаху быть слишком сильным!

Пэм потянулась к своему сиденью и достала из-под одеяла пару салфеток. Она приподнялась и положила одну между ног, а другую на мой член, затем села на сиденье рядом со мной, все еще под одеялом. Я вытер свой член, как мог, затем натянул джинсы, застегнул пуговицу и молнию и застегнул ремень. Я встал и пошел в туалет.

Намочив салфетку, я вытерся и вернулся на наши места. Пэм встала, сделала то же самое и села рядом со мной.

«Мне пришлось положить прокладку в трусики, потому что я собираюсь капать!» — хихикнула она.

«Подожди! Пэм? Капать? Боже мой! Мы не использовали резинку!» в ужасе прошептал я.

«У меня сегодня должны начаться месячные. Это очень, очень низкий риск».

«Это безумие!» шипел я.

«Да, но это было весело. И теперь мы члены клуба!».

«Но ты можешь забеременеть!» прошептал я.

«Я так не думаю. Я очень хорошо знаю свое тело. Я уверена, что месячные начнутся либо сегодня поздно вечером, либо сегодня ночью. Я регулярна как часы».

«Ты должна позвонить мне и сообщить об этом! Я буду нервничать!»

«Перестань волноваться! Мне было очень приятно, не так ли?».

«О Боже, да! Твоя киска ощущалась фантастически! Но, пожалуйста, не делай так со мной больше!»

«Мне очень жаль, но не волнуйся! Все будет хорошо».

Она прижалась ко мне и заснула. Я читал, пока не включили свет для трапезы, которую подали за пару часов до посадки. Мы поели, и экипаж собрал подносы, когда мы начали снижение к Детройту. Когда колеса коснулись земли, пассажиры спонтанно зааплодировали, хотя я в этом не участвовал. На самом деле я с ужасом ждал следующих нескольких часов, когда мне придется быть с мамой.

Мы подрулили к выходу, и пилот выключил знак ремней безопасности. Тревор и Мария сразу же встали, но мы с Пэм остались сидеть, позволяя остальным толкаться и протискиваться через узкие проходы. Мы вышли из самолета одними из последних и обнаружили, что ожидание ничуть не замедлило нас, потому что все остальные стояли у багажной карусели в ожидании своего багажа.

Июль 1980, Детройт, штат Мичиган

Мы вчетвером получили свой багаж и двинулись к таможенной и иммиграционной линиям. Мы остановились заранее, чтобы попрощаться перед встречей с родителями или, в случае Марии, перед посадкой на рейс в Сан-Диего. Мы с Тревором пожали друг другу руки, Мария и я коротко обнялись, а Пэм обняла их обоих. Затем Пэм повернулась ко мне. Я притянул ее в объятия. Мы обменялись быстрым, нежным поцелуем.

«Я буду скучать по тебе!» — сказала она. «Давай поддерживать связь. Позвонишь или напишешь как-нибудь?»

«Конечно! Но я жду от тебя звонка завтра!».

«Я обещаю, что позвоню тебе. Мне было очень весело с тобой; я бы ни на что не променяла это!»

«Мне тоже было очень весело с тобой! Это точно сделало Фалькенберг и Абиско гораздо более приятными!»

«Помни, что я сказала; я хочу как-нибудь встретиться и потрахаться!»

«Я помню!» усмехнулся я. «Но мы должны использовать защиту каждый раз».

«Я знаю. Прости».

Мы обменялись глубоким поцелуем, а затем встали в очередь на иммиграционный и таможенный контроль. Несколько ребят были отведены в сторону для таможенного контроля, но ни у кого из нас четверых не возникло никаких проблем, и мы быстро прошли через очереди. Тревор пошутил, что они, наверное, были в Нидерландах, и таможенники проверяли их на наличие травки. Я сказал ему, что меня это не удивит.

Я попрощался с Пэм и прошел через двери в зону прилета, толкая свой багаж на тележке. Я увидел папу и маму и направился к ним. Папа был рад меня видеть, но у мамы было очень кислое выражение лица. Папа пожал мне руку и поприветствовал меня дома.

«Итак, блудный сын вернулся», — сказала мама с усмешкой.

«Я тоже рад тебя снова видеть», — сказал я холодно.

«Джуди!» — предупредил папа.

Предстояла долгая дорога домой.

Я вытолкал свою тележку на улицу и обрадовался, когда папа попросил маму пойти с ним за машиной. Это дало мне понять, что она действительно была настроена по-боевому, и папа делал все возможное, чтобы предотвратить полномасштабную войну еще до того, как мы сели в машину. Я полагал, что он знал, что это неизбежно, хотя я мало рассказывал ему о своем годе в Швеции, я говорил ему, что YFU пытается исправить то, что сделала мама. Я понятия не имел, что он мог предположить на основании этого или что он мог сказать маме.

По реакции мамы я не мог сказать наверняка, но если она назвала меня «блудным сыном», она могла подумать, что ей это удалось, и я вернулся раскаявшимся. Конечно, зная мою маму, она, вероятно, лишь едва понимала эту историю и имела в виду безнравственный образ жизни Блудного сына до того, как он вернулся, не думая о покаянии. Меня это всегда забавляло. Я не был особенно религиозен, но я знал истории и богословие гораздо лучше, чем мама.

Они вернулись с машиной, и я положил свои вещи в багажник. Я сел на заднее сиденье и приготовился к тому, что, как я ожидал, будет довольно неприятным разговором по дороге домой. Это должно было случиться, и лучше бы это произошло сейчас. Завтра я ехал к Дженнифер, и ничто не могло помешать мне остаться на ночь в ее доме.

«Как прошел твой полет?» — спросил папа.

«Без происшествий», — ответил я.

Ну, если не считать вступления в «Mile-High Club» и незащищенного секса! Но я решил, что не собираюсь провоцировать маму. Она не нуждалась в провокации, а папа был на моей стороне.

«У тебя был хороший год, сынок?»

«Да, папа. Поездка в Берлин, отдых на лыжах в Австрии и встреча с королем Швеции — все это было очень здорово. Поездка в Берлин была интересной из-за небольшой навигационной ошибки».

Я объяснил, что произошло.

«Сомневаюсь, что это было весело — смотреть на пулеметы!» заявил папа.

«Нет, не было», — подтвердил я. «Было так смешно, когда американский солдат просто помахал нам рукой, даже не