Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда энергия этих душевных взрывов улеглась, встреча стала носить более продуктивный, более активный характер. Лантене хотел было удалиться к двум несчастным женщинам.
– Брат, – сказал Манфред, удерживая его, – прости мне этот момент эгоистичной радости… Мне не следовало этого делать, но… моя радость была сильнее моей воли.
– Если бы ты не обрадовался внезапно нахлынувшему счастью, – ответил Лантене, – то не посочувствовал бы в достаточной степени и горю, которое обрушилось на меня…
– А что за горе? – спросил Трибуле.
– Это, – представил Манфред, – мой друг Лантене, мой брат, который влюблен в дочь знаменитого Этьена Доле.
– Книгопечатника?
– Да. Лантене любит его дочь и любим ею. Два любящих сердца вскоре должны были соединиться в счастливом браке. Тут ужасная катастрофа обрушилась на семью Доле… Этого великого человека только что арестовали и заключили в Консьержери по ложному обвинению одного испанского монаха…
– Игнасио Лойолы! – вскрикнул Трибуле.
– Его самого. Как вы узнали?
– Однажды я находился в кабинете короля…
– Вы находились в кабинете короля? – прервал удивленный Лантене.
– Это вас удивляет, не так ли? Я не придворный и не дворцовый слуга его величества… Моя должность и выше, и ниже всех других.
– Объяснитесь, прошу вас, – сказал Манфред, удивленный горечью, которая сквозила в голосе Трибуле.
– Господа, – ответил с печальной улыбкой шут, – если я оказался в тот день в кабинете короля, то это потому, что мои функции требовали моего ежедневного присутствия там.
Он немного помедлил, с едва заметным колебанием, а потом очень спокойно добавил:
– Я, господа, королевский шут.
– Трибуле! – одновременно вскрикнули оба молодых человека.
Вопреки собственным их желаниям, в этих восклицаниях звучали тона любопытства и антипатии.
– Да, – Трибуле вскинул голову, – это имя стало синонимом низости и злобы… Не отрицайте, молодые люди, что это имя вас испугало, и вы, верно, сказали: себе в эту минуту: «Вот этот мерзкий шут, который, дабы рассмешить своего короля, не погнушается отравить своими стрелами целую толпу живых существ»… Увы, господа! Вы не знаете, сколько неведомой миру боли содержится в моем горьком смехе.
– Мы не осуждаем вас, – мягко сказал Лантене.
Трибуле покачал головой и повернулся к Манфреду.
– Успокойтесь, – улыбнулся он. – Только что я назвал себя «отцом Жилет». Это – лишь фигура речи. В действительности я в течение многих лет обращал на нее все чувства, какие скопились в моем сердце. Жилет – не моя дочь…
– Месье, – сказал Манфред, взволнованный вымученным тоном этих слов, – кем бы вы ни были, я благодарен вам за огромную радость, которую вы мне принесли, кто бы вы ни были, я люблю вас, потому что вы любите Жилет!
– Есть еще на земле люди, которых не развратила ложь, которых не коснулась своим черным крылом злоба! – удовлетворенно заметил Трибуле.
И он протянул руки молодым людям. Друзья с горячей симпатией пожали руки шута.
– Так на чем мы остановились? – спросил тогда Трибуле. – Нам не следует терять времени…
– Вы сказали, что однажды оказались в кабинете короля…
– Ах, да!.. Объявили о приходе месье Лойолы. Король подал мне знак уйти. У меня тогда были все поводы, чтобы не пропустить ни одного жеста, ни одного слова Франциска I… потому что это происходило через день после сцены в поместье Трагуар…
Манфред вздрогнул.
– Тогда я скрылся в соседней комнате; оттуда я всё видел и слышал. Испанский монах потребовал головы Доле… и король пообещал ее, если будет доказана виновность печатника… Лойола сказал, что докажет вину Доле.
– Но в конце-то концов, – возмутился Лантене, – король же знает, что Доле никогда не злоупотреблял привилегией, ему выданной, что его пресса никогда не печатала запрещенных книг…
Трибуле взял молодого человека за руку.
– Не верьте больше королю, – мрачно произнес он, – как вы не доверяете гнилой доске на мосту… Король труслив… Я его изучил… Храбрый в битвах, смелый, когда речь идет о том, чтобы ухватить палаш и поскакать во главе своих эскадронов на отряд всадников, он дрожит от страха, когда оказывается перед человеком, который умнее его. Когда он пребывал в плену в Мадриде, то дрожал перед императором Карлом. В Лувре он дрожит перед Лойолой… Император олицетворял силу, какую Франциск I игнорировал: дипломатию. Лойола олицетворяет силу, которой Франциск боится: Церковь!
– Что делать? Что делать? О! Если с Доле случится несчастье, Лойола дорого заплатит за свою скорбную победу!
– Господа, – предложил Трибуле, – чтобы прояснить ситуацию, давайте подведем итог нашим рассуждениям.
– Говорите, – в один голос согласились Манфред и Лантене.
– Мы оказались в центре двух различных драматических событий. С одной стороны, арестован и заключен в Консьержери месье Этьен Доле, с другой – похищена из Лувра Жилет.
– Добавьте к этому, – подал голос Манфред, – что под угрозой оказался Двор чудес.
– От этого нам надо как можно скорее отстраниться.
– Напротив, мы должны как можно теснее связаться с этой проблемой. Бандиты и нищие Двора чудес, не задумываясь, пошли на Лувр, чтобы защитить меня… Если сейчас я их брошу, то в своих собственных глазах стану трусом.
Лантене одобрительно кивнул головой.
– Решено! – согласился Трибуле. – Перед нами стоят три задачи: отыскать Жилет, освободить Доле и защитить Двор чудес.
– Это – одна задача.
– Можно поступить двояко, – продолжал Трибуле. – Один способ состоит в том, чтобы соединить наши усилия, то есть проделать каждую часть геркулесовой работы вместе, то есть втроем. Каждый из нас приложит все свои усилия, чтобы отыскать Жилет, потом мы освободим Доле…
– Рассмотрим второй способ действий.
– Скорее всего именно его мы и примем. Каждая из стоящих перед нами задач срочная. Но прежде всего надо заняться освобождением Доле и поисками Жилет… Тут, в силу необходимости, нам придется разделиться.
– Именно этот метод и надо принять, – высказался Лантене. – Я могу немедленно попытаться вытащить Доле из Консьержери, тогда как Манфред может отложить свои происки всего на один день… Итак, займемся каждый своей частью общего дела, но договоримся, что в случае необходимости каждый должен оказывать помощь товарищам.
– Договорились…
– Я возвращаюсь к мадам Доле, чтобы хоть немного подбодрить и обнадежить ее… – и Лантене вернулся в соседнюю комнату.
Трибуле обратился к Манфреду:
– Я решил остановиться здесь… Найдете для меня какое-нибудь ложе?