Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Скалку офигенную сделал, — похвастался я. — Мама радуется, отчим трепещет и клянется вести себя хорошо.
Девушка хихикнула и начала гладить меня по волосам:
— Не хочешь жаловаться, да?
— Вообще не хочу, — покачал я головой. — Я знаю, что ты поймешь правильно, не осудишь и вот это вот все, но здесь — действительно не хочу. Я тебя люблю, Виталина, и пришел только поэтому. Да, шел мрачный, но это у двери закончилось.
— Любишь, значит? — улыбнулась она.
— Мечта же, — улыбнулся я в ответ. — А как мечту не любить? Замуж пойдешь за меня через два года?
— Ааа?! — подскочила с дивана почему-то сильно удивившаяся Вилка.
— Обидно даже как-то, — вздохнул я.
— Я согласна! — поспешила она меня успокоить. — Просто я правда не ожидала!
— Ну и хорошо, — улыбнулся я ей.
— Журнал увидел? — смущенно спросила она.
— Какой? — не нашел я связи.
Виталина залезла в стенку, достала оттуда глянцево блестящий буржуйский журнал и показала мне разворот с репортажем о свадьбе Магомаева и Насти, состоявшейся в ресторане на вершине Эйфелевой башни.
— Дорого-бохато, — оценил я просто отвратительно-«элитные» фотки гостей и убранства. — Такого не обещаю, извини, я вообще за бугор не хочу ездить как можно дольше. В идеале — не ездить вообще. Все отечественное — целиком в твоем распоряжении.
— В «Прагу» не хочу, — поморщилась Виталина.
— Колхоз, да, — покивал я. — А что поделать, если «сливки Москвы», по-сути, деревенская знать?
Девушка залилась счастливым смехом, нежно меня расцеловала и пообещала:
— Сейчас вернусь.
И ушла в ванную, надо полагать, смывать косметическо-укрепляющее.
А разве могло быть по-другому? Вилочку я терять не хочу, а значит нужно постепенно ее от себя отдалять туда, где спокойно и безопасно. Например — воспитывать наших детей, а мне будет достаточно пары КГБшных громил.
— Изменять же буду, — тихонько вздохнул я.
Прямо невовремя, потому что вода как раз стихла, а слух у девушки, как и все остальное, совершенно нереалистичный.
— Мне-то чего? — фыркнула она, появившись в комнате без штукатурки и огурцов, но все еще в бигуди. — Хочешь на кого похуже размениваться — пожалуйста, но будешь наказан неделей отлучения от этого… — эротично провела ладонями по груди, талии и бедрам. — Идеального тела.
— Ох и велика цена! — неподдельно ужаснулся я. — Отличный повод быть крайне осмотрительным.
— И с кем ты мне собрался изменять? — вкрадчиво спросила она, сев мне на колени и обняв за шею.
Поцеловав ее шейку — выше не дотягиваюсь — честно ответил:
— Имею нехорошие позывы к приемной сестре.
— Да ты извращенец! — приложила меня Виталина, «испуганно» прикрыв рот ладошкой.
— Нет мне прощения, — покаянно вздохнул я.
— Она красивая девушка, — погладив меня по волосам, спокойно признала она. — Может лучше жениться на ней, а изменять — со мной?
— Я обещал нас не хоронить, — вздохнул я. — Но терять тебя вообще не хочу. Прости, но «первая леди» из тебя получится образцово-показательная, поэтому подвергать тебя опасностям в какой-то момент придется перестать. Прости.
— Не извиняйся, глупый, — прижав меня к себе покрепче, прошептала она. — Может быть воспитывать детей не так уж и скучно?
— Прямо тихонько себя ведем тогда ближайшие два года, — выдал я инструкции. — Пули не ловим, не взрываемся, не травимся. Ок?
— Ок! — хрюкнула она.
Долгий, скрепляющий договоренность поцелуй, переходящий в не менее долгий и не менее приятный процесс на разложенном для удобства диване, который пришлось со смехом прервать, чтобы выключить засвистевший на кухне чайник. Продолжили, отдышались, и Виталина указала на телек:
— «Берегись автомобиля» сейчас будут показывать.
— Посмотрим! — вполне охотно согласился я.
Под чай с тортиком посмотрели кино, и пошла отбивка «Времени».
— Прошлой ночью произошло ужасное, — мрачным тоном заявил диктор. — В ходе попытки государственного переворота совершено покушение на Генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Владимировича Андропова.
— Не стали вилять, — одобрил я грозное словосочетание «попытка государственного переворота».
— Взрывное устройство под автомобиль Генерального секретаря было установлено предавшим доверие народа сотрудником Девятого отделения КГБ. Инициаторами попытки убийства законно избранного Генерального секретаря выступила группа предателей из ЦК во главе с Председателем Президиума Верховного Совета СССР Дмитрием Степановичем Полянским.
Диктор сделал паузу и предельно грустно посмотрел в камеру — вот мол, товарищи, какая жесть творится.
— В результате подрыва автомобиля погибли жена Юрия Владимировича Татьяна Филипповна Андропова и его личный водитель Александр Николаевич Лукин...
— Вот и познакомились, дядь Саш, — прошептал я.
Виталина ласково погладила меня по голове.
— Сам Генеральный секретарь в тяжелом состоянии был доставлен в реанимацию с травматической ампутацией пальцев левой руки: безымянного и мизинца, осколочным ранением бедра и ожогами лица и головы четвертой степени. Врачам удалось спасти жизнь Юрия Владимировича, и в данный момент он уже пришел в себя. В нашу студию поступило видеообращение товарища Генерального секретаря к народу и соратникам по классовой борьбе. Товарищи, — вдруг вздохнул диктор. — Согласно должностной инструкции, сейчас, впервые в истории Советского телевидения, я должен попросить беременных женщин и детей отвернуться от экранов, на которых появится Генеральный секретарь.
Появилась ярко освещенная палата — никаких цветов и телеков, но присутствуют двое врачей в «стерильно-ожоговой униформе». Камера установлена перед кроватью, на которой сидит укрытый по пояс, одетый в больничную пижаму человек с замотанной в несколько пропитавшиеся сукровицей бинты головой. В руках — капельницы, а повязка оставляла открытой правый, красный от полопавшихся капилляров, глаз и губы: левый край рта покрыт коркой.
— Здравствуйте, товарищи! — хрипло, но твердо и уверенно произнес он в камеру.
— Вот сейчас нужно было брать крупный план лица, — остался я недоволен работой оператора. — Вон кожа в углу рта треснула, кровь течет, но если телек черно-белый и мелкий — хрен разглядишь.
— Враги отняли у меня любимую жену, которая много десятилетий была мне верной боевой подругой, — медленно выговорил Андропов.
Какой голос! Словно вой ледяных колымских ветров — до мурашек вдоль позвоночника, и это притом, что вот этого мужика я успел узнать получше многих десятки лет проработавших с ним сослуживцев.
— Враги отняли у меня пальцы, — показал забинтованную ладонь. — Отняли глаз. Но не смогли