Тот быстро прочел и саркастически спросил:

– И ты с этим сейчас пойдешь к Президенту?

– Я? Из-за этой фигни? Ну уж нет! Приеду на работу – может быть... – Зуев поднял указательный палец, – может быть, позвоню Председателю ФСБ – пусть разбираются с этим воспаленным воображением. Да и то подумаю сперва. У этого парня после информации о его кончине вполне мог разум помутиться. Могу представить, что скажет Шарпей, если я через десять минут после сегодняшней стычки заявлюсь к нему с этим воскресшим фантазером!

– Давай сделаем так, – с готовностью предложил Дибаев. – Я позвоню охране. Мне-то как раз все равно надо вернуться. Я забыл свою папку со сметой в комнате протокольной службы. Я съезжу и передам эту драматичную записку начальнику президентской охраны. А он уж пусть принимает решение.

– Как хочешь, – равнодушно процедил Зуев. – Тогда будь здоров!

Зуев дал понять, что разговор окончен, и Дибаев быстро пересел в свой автомобиль, который стоял позади премьерского. Почти в ту же секунду его служебный «БМВ» сильно тряхнуло от мощных воздушных потоков, созданных пролетавшими мимо гигантскими внедорожниками из охраны премьера. На дорогу, сбиваясь с шага на бег, вылетел постовой и остановил движение на трассе.

Когда дорога опустела, постовой подошел к машине Дибаева и спросил:

– Для вас движение подержать, Николай Алексеевич?

– Не надо, Сергеич. А впрочем, придержи-ка пока во-о-он тот джип, чтобы не убег. Мне с его хозяином потолковать надо, мы с моими ребятами сейчас подойдем.

Увидев, как стремительно удаляется кавалькада премьерских машин, Каленин почувствовал неладное и понял, что его надеждам на встречу с Президентом не суждено сбыться. Но он не мог сразу тронуться, так как дорога была перекрыта, а постовой демонстративно встал перед ним с поднятым жезлом. В зеркало заднего вида он видел, как из черного «бумера» вышли трое мужчин и двинулись в его сторону. Когда расстояние между этой троицей и джипом сократилось до десяти метров, Беркас узнал в одном из пешеходов Дибаева, чья высоченная и худая фигура запоминалась любому, кто хоть раз общался с Николаем Алексеевичем.

Каленин рванул ручку коробки передач на себя до спортивного режима и вдавил педаль газа в пол. Джип на долю секунды задумался, потом взревел всем своим табуном и бросился на трассу. Каленин одним движением руля обогнул шарахнувшегося в сторону постового, с головы которого слетела фуражка и хрустнула под колесами. Понимая, что дорога забита, Беркас направил автомобиль на обочину и понесся в сторону области. Джип прыгал на кочках и с невероятной скоростью – далеко за сотню – летел по бездорожью, заставляя почтенных жителей Рублевки, покорно и привычно стоявших в пробке, отодвигать свои престижные машинки подальше от края обочины, по которой, рыча и отплевываясь пылью, мчался серебристый монстр.

Вскоре Каленину удалось вернуться на асфальт, и скорость возросла до максимума. Погоню он обнаружил не сразу. Уже свернув на второе Успенское шоссе, он увидел, что далеко позади появились огоньки автомобильных спецсигналов. Он понимал, что при любой скорости на трассе ему от погони не уйти. Рано или поздно ее перекроют. Тем более что, судя по цвету проблесковых маячков, среди которых было несколько красных, в числе преследователей были и милицейские автомобили.

Каленин лихорадочно стал набирать по мобильному телефону своего шефа, но вдруг услышал металлический женский голос: «Ваш телефон временно заблокирован». «Что за черт! – подумал Беркас. – Это же не думский служебный телефон, который действительно могли заблокировать в связи с моей мнимой гибелью. Этот номер я никому не давал и общался по нему только с Асей».

Беркас успел отметить, что за поворотом, за которым дорога пошла резко вниз, огни преследователей исчезли. Значит, и он в этот момент не был им виден! Поэтому он резко ускорился и ушел вправо – на первую же появившуюся проселочную дорогу. Она петляла по лесу, и Беркас молил Бога только об одном: о том, чтобы скорее осела проселочная пыль, которая могла указать преследователям, куда он свернул. На проселке он имел огромное преимущество в скорости, так как его «туарег» глотал проселочные ухабы не давясь, что позволяло поддерживать высокую скорость, которую явно не могли позволить себе на проселке его преследователи.

Вскоре он сделал еще один поворот, уходя на старую лесную дорогу, заросшую травой и молодой крапивой. Ему показалось, что преследователи его окончательно потеряли.

Он еще раз крутанул руль и сквозь низкий кустарник пробрался в чащу, маневрируя между деревьями. Машина застыла на лесном бездорожье, скрытая со всех сторон низким подлеском и возвышавшимися над ним густыми елями.

Стояла звенящая тишина. Беркас откинулся на сиденье и почувствовал, что у него почти нет сил на то, чтобы просто выбраться из машины, подумать и принять хоть какое-нибудь внятное решение. Он не представлял, где находится, как выбраться на трассу и что делать.

Беркас взглянул на свой мобильный телефон и вновь попробовал соединиться – теперь уже с Асей. Толку не было. Телефон отвечал все тем же неживым голосом.

Он вдруг почувствовал прилив необъяснимого страха, от которого на лбу выступила испарина и вспотели ладони. Он каким-то шестым чувством понял, что за отключением телефона стоит чья-то злая воля.

«Надо бросить машину здесь и потихоньку пробираться к дороге, – подумал Беркас. – А там поймать машину и... а что делать дальше? Искать Асю? Да, Асю и Баркова. Только рядом с ними можно рассчитывать хоть на какую-то безопасность. И все рассказать Гирину. И больше никакой самодеятельности. Надо было сразу все рассказать Гирину. Хотя черт их всех знает? Может быть, он кинулся бы звонить Удачнику или Дибаеву».

Они с Асей с самого начала договорились, что рассказывают Гирину и Баркову только все то, что знают про Игнатова, Фомина и Тихоню, про их намерение быть на площади перед храмом. Про пленку же решили умолчать именно потому, что боялись довериться кому бы то ни было. При этом Ася, потупившись, предложила:

– Давай и про этого... как его? Тихоню тоже не будем говорить. А? Он же меня и мальчиков моих спас, тебя с того света вытащил...

Каленин сжал зубы и решительно ответил:

– Нельзя, Ася! Нельзя! Он реальный участник покушения. Он, если что, будет стрелять. Именно он! И потом, эти трое с нас не брали слова молчать! – Беркас вдруг осекся. Задумался. Повторил, как бы про себя: – Не брали слова... Отпустили легко и беззаботно. Даже безалаберно. А зачем, Ась? Зачем они нас отпустили? Машину дали?

– Ну, наверное, они нас просто не боятся, в расчет не берут. Не думают, что мы можем им реально помешать.

– Как же можно нас не бояться, если мы были вместе с ними на даче, слышали про их планы? Как-то странно все это. Но про Тихоню промолчать нельзя! – решительно повторил Беркас. – Я лучше всю жизнь буду ему передачи в тюрьму носить, лучших адвокатов найму, семью его содержать стану, но промолчать нельзя.

– Нет у него семьи, – тихо сказала Ася. – Игнатов – его семья, Игнатова он как отца любит. За что только – непонятно! Мне сказал, когда на дачу вез, что Игнатов-де всей своей жизнью доказывает, каким должен быть честный офицер и человек. Бред какой-то! Как можно так ошибаться? Как можно так верить этому человеку?