– Пригласи лучше Юльку…

«Ревнует! – радостно дрогнуло его сердце. – Точно, ревнует!»

Затем долго прощались. Столпились в прихожей, и он, пожимая на прощание руки мужчинам и целуя ручки дамам, говорил:

– Весной к нам под Зеленогорск! Места всем хватит!

На прощание Наташа поцеловала всех, даже Юльку – к этому времени она уже разглядела пользу в ее медвежьей услуге. К тому же она немного успокоилась и, чувствуя себя хозяйкой положения, решила перед окончательным приговором выслушать его объяснения.

Когда за гостями закрылась дверь, она, ни слова не говоря, прошла в спальную и расположилась напротив трюмо. Пальцами, потерявшими цепкость, она освободилась от колье и без всякого почтения кинула его к спреям и флакончикам. Некрасиво звякнув, испуганные камни сбились в кучу. Слегка покачиваясь, она скинула платье, набросила халат, ушла в ванную и закрылась там.

Он тем временем устранял последствия веселого вечера, следы которого проглядывали повсюду – нерасправившаяся поверхность дивана, сдвинутые в доверительном диалоге стулья, сбитый порядок чашек с блюдцами, скомканные салфетки и чайные ложечки с прилизанными остатками торта, ваза с фруктами, мандарины и обрывки их оранжевой одежды. Он переложил в контейнеры внушительные остатки еды, собрал и вымыл посуду, прибрал на кухне и выпил чаю. Пока он этим занимался, она неточными движениями приготовила себя ко сну, с сердцем извлекла комплект постельного белья, одеяло, подушку, вынесла их в гостиную и бросила на диван. Вернувшись в спальную, она выключила свет и залезла под одеяло.

Покончив с чаем, он вернулся в гостиную и увидел там красноречивый ворох белья. Подойдя к спальной, он осторожно открыл дверь в темноту и остановился на пороге:

– Наташа, что не так?

– Все хорошо. Все так, как ты хотел. Можешь быть доволен – ты очаровал всех моих подруг, особенно Юльку. Она сказала, что ты классно целуешься, – сообщила темнота заплетающимся голосом.

– А что я должен был делать, если она ко мне прилипла?

– Ну, наверное, пойти с ней в мой кабинет и трахнуть ее там на моем столе, чтобы отлипла! – издевательски пропела темнота.

– Наташа, ты соображаешь, что говоришь?! – ужаснулся он.

– Прекрасно соображаю! А вот ты, кажется, не соображаешь, что делаешь! – прозвенело в темноте.

– Но ведь это всего-навсего дурацкий обычай, и ты знаешь, что я люблю только тебя! – воскликнул он.

– Уже не уверена.

– Наташа, ну, зачем ты так? Просто скажи, что ты меня ревнуешь! – пустил он в ход свой заветный аргумент, надеясь обуздать ее жалким подобием логики.

Готово. Возбужденная муха совершила неосторожный пируэт и попала в паутину, слишком поздно поняв, во что она влипла.

– Я? Тебя? Ревную? – раздался из темноты издевательски вкрадчивый голос. – Вот уж не-е-ет! Вот уж нет! Тут ты сильно ошибаешься! К твоему сведению: чтобы ревновать, надо любить! Так вот, чтобы ты знал: я тебя не ревную – мне просто противно, что ты оказался такой же, как и все мужики! Теперь я, по-крайней мере, знаю, как легко ты можешь мне изменить, но со мной этот фокус больше не пройдет! Я все могу понять и простить, но только не измену!

– Наташенька, что ты такое говоришь?! Но ведь это же не так! – с порога отчаяния взмолился он. – Какая же это измена?! Это глупость, недоразумение, инфаркт здравого смысла! Ведь на самом деле я только и делаю, что доказываю тебе, как я тебя люблю!

– Можешь забрать свои доказательства хоть сейчас, если ты об этом. Тоже мне – люблю, люблю! – ерничала темнота.

Он открыл было рот, собираясь опровергнуть чудовищную несправедливость обвинений, но вдруг осекся. Ни одна женщина еще не унижала его так виртуозно и безнаказанно.

«Да что же это такое, а? – растерянно подумал он. – Она хочет, чтобы я ушел? Хорошо, я уйду!»

Отчаяние его вдруг разом улеглось. Глядя в душноватую темноту, он скривил губы и произнес:

– Я, кажется, понимаю, зачем тебе этот спектакль: ты меня не любишь и хочешь, чтобы я ушел. Одного не пойму: почему не сказать об этом прямо? Зачем устраивать глупый фарс?

– Ах, значит, это фарс, и я все придумала?

– Да, ты все придумала!

– Интересно! И зачем мне это?

– Я же сказал – ты меня не любишь и хочешь, чтобы я ушел.

– Да если бы я этого хотела, тебя давно бы здесь не было! – отчеканила темнота.

Он напрягся: в ее сумбурном наступлении образовалась уязвимая брешь. Вольно или невольно она дала понять, что не собирается его выгонять. Если он желает обуздать ее пьяный дебош, завершить безобразную сцену, закрыть глаза на оскорбительное обхождение и вернуться к началу (хотя, как вначале уже не будет – слишком много сказано ненужного), следует вклиниться в эту брешь вопросом: «Тогда чего же ты хочешь?» и, наблюдая, как она будет выкручиваться, направлять короткими репликами ее раж в нужное русло. Рано или поздно она успокоится и, возможно даже (мало возможно), попросит прощения. Да, все так. Но этот ее тон, эти ее слова… Обнимать и целовать ее после того, что он услышал? Она что, в самом деле возомнила себя королевой, а его считает своим рабом? Разочарование, какое испытывает обманутый взрослыми ребенок, вдруг затмило все прочие чувства, и он вместо того, чтобы задать удобный вопрос, негромко и напряженно спросил:

– Почему ты кричишь? Тебе нравится быть вульгарной?

– Ах, вот как! Я еще и вульгарная! – возмутилась темнота.

– Да, ты ведешь себя безобразно. Я этого от тебя не ожидал…

– А я от тебя! – эхом отразилось от темноты.

– Выходит, ты такая же недалекая, как и все женщины, которых я знал…

– Ах, вот как?! – взвизгнула она, рывком усаживаясь на кровати. – Ну так иди, ищи себе далекую!

– Вот и иду! Счастливо оставаться! – внушительно произнес он, поворачиваясь, чтобы уйти.

– И больше сюда не возвращайся! – выкрикнула темнота.

Он ушел, оставив дверь спальной открытой. С полминуты она оставалась неподвижной, затем вскочила, зажгла ночник, бросилась к трюмо, где в предположении подобного исхода ожидало своей участи колье, чтобы сверкающим снарядом отправиться ему в спину. Кинув его в подарочный пакет, она с остервенением содрала с пальца обручальное кольцо, отправила его туда же и выскочила из спальной. Он находился уже в прихожей и надевал куртку. Дрожа от ярости, она бросила пакет к его ногам:

– Забери это!

Он, ни слова не говоря, повернулся спиной к ней и пакету, открыл дверь и вышел. Она подхватила пакет, метнулась к двери, рванула ее, выкинула пакет на лестничную площадку и захлопнула дверь. Он, стоя у лифта, некоторое время смотрел на оскорбленный темно-синий домик с запавшими боками и золотым тиснением на спине, затем поднял его и шагнул в лифт. Она же, добежав до кровати, кинулась на нее лицом вниз и разрыдалась.