– Можешь не сомневаться, мы произведем фурор.

– Что ж, – вздохнула я. – Собственно, это все. Предлагаю не откладывать и отправиться в казино при первой возможности.

Через полчаса Пелагея с Максиком уехали за реквизитом, Савва, поговорив по телефону с кем-то из знакомых, собирался отбыть чуть позже. Зато вернулась мама.

– Меня приняли на работу! – с порога возвестила она. – В понедельник могу приступать. Знаешь, эта папина жена в принципе неплохая баба… Хотя вряд ли я смогу ее полюбить, сколько бы Максик об этом ни талдычил. Где он, кстати?

– Помогает Пелагее в одном важном деле.

– Он молодец. А что Савва? Судя по тому, как вы вопили, у тебя, доча, все в порядке.

Я свела глаза у переносицы, а мама смачно поцеловала меня в лоб.

– Я в него верю, – сказала она. – Такого зятя поискать. Услышал господь мои молитвы! Ты знаешь, что он закрыл все наши кредиты и ипотеку?

– Что?! – завопила я.

– Ты не в курсе? Вот что значит истинное благородство! Надо еще Николаю-угоднику свечек поставить. Мы с Пелагеей съездили в банк и все оформили. Но деньги были Саввушкины, так она сказала…

– Савва! – заорала я и бросилась его разыскивать.

Он мирно дремал на диване в гостиной.

– Ты закрыл мамину ипотеку?! – рявкнула я так, что он испуганно подпрыгнул. – Это что, расплата за незабываемую ночь?

– Ева, это было довольно давно, – переворачиваясь на другой бок, сказал Савва. – В ту пору я мечтал поскорее от тебя избавиться…

– Какого зятя бог послал! – прошептала за моей спиной мама. – Воплощенная стойкость и терпение. Глядишь, так и промучается с тобой всю жизнь. Саввушка, – пропела она, – хочешь блинчиков со сметанкой? Я мигом сварганю.

– Все приготовленное вашими руками сожру с большим удовольствием.

– Дай человеку отдохнуть! – сурово сказала мне мама. И мы отправились в кухню готовить блинчики.

С платьем Пелагея угадала. Изумрудного цвета, длиной в пол, с большим вырезом на спине и узкими рукавами. Я взглянула на себя в зеркало и счастливо замерла, а Пелагея сказала:

– Каюк Каверину. И это мы еще физиономию не накрасили.

За полчаса до этого маму отправили к папе, Максик убедил ее, что совместный ужин – кратчайший путь к всеобщему братству. Мамуля, прихватив тортик, намеревалась поблагодарить папину жену за помощь в устройстве на работу.

– Мама меня очень радует, – со счастливым вздохом заявил Максик, проводив ее до такси.

Теперь они вместе с Саввой ждали в соседней комнате. Мой выход был встречен разбойничьим свистом.

– Ни фига себе! – пролепетал Максик, забыв про хорошие манеры. – Какая ты красавица. То есть ты и раньше ею была, а теперь…

– Ты еще из дома не вышла, а я уже начинаю ревновать, – сказал Савва. – Кстати, нагишом ты мне все-таки нравишься больше.

– А вам не пора переодеться, умники? – обратилась Пелагея к мужчинам. – Лично я через двадцать минут буду готова.

Все трое спешно ретировались, и я решила выпить мартини, чтобы немного расслабиться.

Первой вернулась Пелагея. Она выбрала красное платье, в котором я ее впервые увидела в ресторане.

– Пойду-ка я мужикам помогу, – сказала она, отхлебнув мартини из моего бокала. – Уверена, ни один из них галстук завязать не сможет. А Савва еще и злиться начнет, запросто утопит дорогую вещь в сортире.

Она ушла, потом заглянула в кухню и сказала, придерживая дверь:

– Зацени.

То, что одежда меняет людей, я уже знала на примере того же Саввы, но чтоб так… В дорогих костюмах, белоснежных рубашках и галстуках эта парочка выглядела сногсшибательно и прекрасно об этом знала. Они возникли передо мной с лихими улыбками, привалились плечом друг к другу, сунув руки в карманы брюк и скрестив ноги.

– Ну как? – спросил Максик.

– Охренеть! – честно ответила я.

– Рядом с вами, ребята, я чувствую себя пожилой серой мышью, – хмыкнула Пелагея. Но, конечно, лукавила, потому что выглядела на миллион баксов. – Ты бы снял свои фенечки, – продолжила она, обращаясь к Максику. – К твоему новому прикиду больше подойдут золотые часы.

– Ни за что! – ответил Максик. – Это же мои талисманы! Никогда с ними не расстанусь.

– Ну, коли так… – пожала плечами Пелагея, а у меня в мозгу что-то щелкнуло. Но в тот момент было не до этого.

В распрекрасном настроении мы отправились к машине, и Максик сказал:

– Жаль, мама нас не видит.

– У нее еще все впереди, – порадовала я.

Через полчаса мы парковались возле ресторана «Спенсер», в подвальном помещении которого и располагалось казино. Оказаться в нем было непросто. На подступах «заблудившихся» посетителей останавливали вежливые молодые люди. Но перед нами в тот вечер были открыты все двери. В сопровождении мужчины лет тридцати мы вошли в лифт и вскоре оказались в просторном зале, где сверкали хрустальные люстры и девушки в легких нарядах разносили шампанское.

Был вечер пятницы, может, поэтому желающих испытать судьбу оказалось предостаточно. Я тут же заметила Каверина, он не спеша прохаживался, приглядывая за происходящим. На нас внимание обратил сразу.

– Ева! Глазам своим не верю! – заголосил он, раскинув руки и направляясь нам навстречу.

– Это моя подруга, – сказала Пелагея, демонстрируя легкое изумление фактом нашего знакомства.

– Вот так неожиданность! Я ничего не путаю? Жизненные принципы изменились и ты вступила на путь порока?

– С благой целью, – усмехнулась я. – Я рассчитываю тебя разорить.

– Серьезно? Что ж, попробуй. В любом случае мы договоримся.

Он весело подмигнул. Пелагея между тем представила мужчин друг другу, Максик со счастливым видом оглядывался по сторонам, а я направилась к рулетке. Через несколько минут ко мне присоединились остальные. Я заметила, что охрана подтянулась ближе к хозяину.

– Я сегодня наблюдатель, – сказала Пелагея, оставшись стоять рядом с Кавериным.

Если честно, я здорово волновалась. Одно дело – теория, и совсем другое – практика. А тут еще Каверин стоит над душой. На счастье, его кто-то окликнул, и он удалился, сказав мне:

– Желаю удачи!

Вернулся он через час и, должно быть, удивился, заметив, что количество фишек рядом с моей рукой увеличилось.

– Новичкам везет, – сказал весело, но очень скоро насторожился. Мы делали ставку за ставкой, шарик прыгал, горка фишек росла.

Уже через полчаса возле нас собралась толпа, Каверин больше не улыбался, а затем и вовсе впал в глубокую задумчивость. Прикинув, сколько мы уже выиграли, я поднялась, сказав: