– На белой, ваше величество.

И на первом листе грамоты Неклюдов был изображен на белом коне в мундире гусарского подполковника.

Он прожил еще многие годы. Многое было в его судьбе – его оклеветывали и увольняли со службы, а, разобравшись, принимали снова. Потом уже с почестями и почетом провожали в отставку – «за старостью лет». Но он, не мыслящий себя вне державных трудов, вновь просился в дело.

Закончил он свой жизненный путь в 1838 году в Москве в чине генерал-майора, служа по кавалерии…

Одновременно с успехом Суворова русский флотоводец Ушаков в сражениях при Фидониси (июль 1788 г.), Тендре (август 1790 г.) и Калиакрии (июль 1791 г.) разгромил турецкий флот.

А далеко от Измаила Гудович взял Анапу…

– Эх, насколько на воле хорошо, настолько в тюрьме плохо! – философически думал подполковник Иван Васильевич Гудович, адъютант еще недавно не совсем последнего человека в Российской империи – принца Голштинского. Теперь – ни адъютантства, ни персоны сей значительной нет. В смысле ценности ее. Ибо шел в России год 1762-й. Только что произошла вещь доселе непривычная: жена отобрала трон у мужа. Начиналась эпоха Екатерины II.

Выпускник Кенигсбергского и Лейпцигского университетов тридцатиоднолетний подполковник не долго просидел в узилище – всего лишь три недели. Его отпустили за ненадобностью, а на следующий год он даже был назначен командиром Астраханского пехотного полка, такова была первая ступень его столь громкой позднее воинской славы.

С началом первой в царствовании Екатерины II русско-турецкой войны Гудович – в самом ее пекле. Он отличится еще под Хотином в июле 1769 года. Затем победа в Рачевском лесу, сделавшая его бригадиром.

Ларга – славнейшая страница русского воинства. Немало строк в ней писано и рукой Гудовича. Взятие турецких батарей сделало его кавалером редчайшей награды – ордена Св. Георгия 3-го класса.

Затем был Кагул, Браилов, взятие во главе самостоятельного отряда Бухареста, штурм Журжи.

После войны он – рязанский и тамбовский генерал-губернатор. Но как только началось новое военное противостояние России и Турции – 1787 год – он переводится в действующую армию. Взятия Хаджибея (Одессы) и Килии – на его счету. Гудович производится в генерал-аншефы и назначается начальником Кавказской линии и командующим Кубанским корпусом. Ну, вот мы и добрались уже почти до Анапы…

Шел уже четвертый год войны, и Россия твердо решила не затягивать ее более: человек живет на земле не для того, чтобы разрушать и убивать, а строить и приумножать. Конечно, история знала отдельные народы, с гордостью отбрасывавшие эту примитивную мудрость и видевшие единственную цель жизни в тешении воинских своих амбиций. Но русские были не из их числа. Словом, нужны были победы и победы – дабы Блистательная Порта, устрашась, пошла на заключение мира. Причем победы такие, чтобы запомнились туркам накрепко, хоть те и отличались в подобных случаях девичьей памятью.

Каждый военачальник должен был действовать на своем месте: кто на суше, кто на море, кто в Европе, кто дома. Гудовичу выпала Анапа.

4 мая 1791 года его отряд, состоящий из 15 батальонов пехоты, 44 эскадронов кавалерии и трех тысяч казаков, имея при себе 36 полевых орудий, выступил к крепости. Кроме того для усиления Гудовича из Крыма в Тамань был выслан и отряд генерал-майора Шица, насчитывающий 4 пехотных батальона 10 кавалерийских эскадронов и 400 казаков при 16 орудиях. В движении отряды соединились под общим командованием генерал-аншефа Гудовича и, спокойно и достойно преодолев трудности похода по безводным местностям, палящую жару, летучие нападения кавалерии противника, дошл, наконец, до Анапы. И остановились верстах в пяти от нее – на высотах, дыбившихся двумя отдельными горбами по обе стороны речки Бугура.

На левом фланге Гудовича на дальних высотах явственно просматривалась многочисленная вражеская конница, недвусмысленно показывающая всем своим видом, что удар во фланг и тыл штурмующим Анапу русским – если те, паче чаяния, все же решатся на сей штурм – не заставят себя ждать. Поэтому генерал-аншефу пришлось раздробить и так не особенно уж значительные свои силы и выделить на прикрытие фланга отряд генерал-майора Загряжского.

После достижения подобной минимальной безопасности можно было и осмотреться. Что и было проделано со всевозможным тщанием. Осмотр дал необходимое – уверенность в том, что крепость отнюдь не неприступна, и знание, как оную взять.

Анапа лежала на мысе, глубоко врезавшемся в жидкую переменчивую плоть Черного моря. Высоты, сбегающие к воде, на которых, собственно, и располагалась крепость, образовывали здесь плоскую возвышенность, резко низвергающуюся к берегу моря, которое омывало укрепление с юга, запада и севера. Таким образом, для штурма оставалась одна сторона света – восточная – предохранявшаяся, в свою очередь, рукотворными преградами: земляным валом и довольно-таки глубоким рвом, частично выложенным крупными камнями. Четыре бастиона на валу давали возможность вести продольную оборону. Словом, для русских Анапа казалась давно уже привычной. Вроде бы и трудно, но коли надо взять – не устоит.

Помня о недружественной кавалерии на своем левом фланге, Гудович перед штурмом оставил обоз в вагенбурге, назначив и для его охраны Загряжского. Наряду с общим тылом. Затем оставшиеся силы были построены в четыре колонны и пошли к крепости. Левый фланг их боевых порядков смыкался с берегом моря, что на правой оконечности крепостного вала.

Именно на правой половине вала русский командующий решил наносить основной удар – укрепления здесь имели меньший профиль, следовательно, слабее. Для этого предназначались две колонны генерал-майора Булгакова. Две соседние колонны, должные атаковать центр турецкой позиции, вел генерал-майор Депрерадович. Последняя, пятая колонна, генерал-майора Шица, состоящая из его людей и отряда пеших казаков, должна была атаковать левую оконечность анапского вала. Через море, которое тут было мелко. Шицу предписывалось по воде обогнуть вал и вступить в него с тылу. Связь русских флангов обеспечивал резерв бригадира Поликарпова.

Стало известно, что к Анапе на всех парусах из устья Дуная спешат 32 судна флотилии Сор-паши, и Гудович решил штурмовать крепость немедленно. И 19 июня общий приступ к крепости начался.

Четыре русские батареи обрушили на укрепления неприятеля огненную лаву. Канонада, казалось, будет всегда. Уже ближе к ночи 20-го не выдержал даже город – здесь начались пожары, и яркое их зарево отражалось в белой пене прибоя и в размытом мутном серебре наплывающих волн. Горело до утра, горело еще и тогда, когда русский главнокомандующий, уловив чутким ухом военного неуверенность в ответах турецкой артиллерии, послал в крепость парламентера с требованием немедленной капитуляции.

Парламентера на полпути к укреплениям с постом встретили два турецких офицера. Кланяясь, они взяли пакет и обещали дать немедленный ответ. И, действительно, ответ последовал тут же: два крепостных орудия повели огонь по стоящему на открытом месте русскому. Итак, штурм!