Хуже всего было то, что эскадру оставили буквально на произвол судьбы, то есть расхитили отпущенные на нее средства и истребили, заметая следы воровства. всякие документы, по которым можно было бы доискаться до истины: «Ныне же, ежели эскадры возвращением к своим портам замедлятся и долго пробудут в здешнем краю, провиант на них к продовольствию откудова получать предписание не имею, равно и три гренадерские батальона, под командою князя Волконского третьего состоящие, довольствуются провиантом выдачею им сухарей и крупы от меня же из получаемого от Порты, и об них на продовольствие провиант откудова получать повеления не имею и впредь чем довольствовать провианта у меня будет недостаточно, также и деньги на покупку оного в отпуск ко мне не положено; деньги на покупку провиантов и на исправление кораблей задерживаются из сумм, какие у меня случаются по кредитивам из Константинополя, переводимые из получаемых, полномочным министром Томарою от Блистательной Порты и частью из переводимых же на жалованье служителям, через что, не имея потребного количества наличных денег, выдачи служителям жалованья за многое уже время не было.

Надлежащих же верных отчетов по отдаленности от меня эскадр до соединения их со мною по разным обстоятельствам сделать невозможно и все счеты о издержках сделаны будут по соединении со мною.

А между тем денег в немалом количестве на разные потребности будет весьма недостаточно. Заимствуюсь я из разных мест по тем же кредитивам, но и по оным из отдаленных мест получать средств не имею. Осмеливаюсь всеподданнейше просить ваше императорское величество о высочайшем повелении, откудова провиант получать должно на эскадры вице-адмиралов Пустошкина и Карцова и на батальоны гренадерские, под командою князя Волконского третьего состоящие, и о денежной казне на экстраординарную сумму на исправление и снабжение эскадр многими потребностями, которые по необходимости в разных местах частию покупаются. Такелаж и прочие припасы и материалы ожидаются в доставление из черноморских портов»52.

Таково было снабжение ушаковских моряков в их долгом боевом походе…

Если бы не островитяне Корфу, Занте, Цериго, Кефалонии, восторженно встретившие вернувшуюся к ним из Италии русскую эскадру, то продовольственное положение русских моряков и солдат было бы критическим.

С 7 (19) января до 6 (18) июля 1800 г. Ушаков пробыл на Корфу. Эти месяцы были периодом сплошного триумфа. «Спасителю всех Ионийских островов» — значилось на медали с портретом Ушакова, которую выбили на о. Кефалония. В многочисленных грамотах (от о. Занте и других) восхвалялись дела русского флотоводца, выражалась ему благодарность за великодушие и за избавление населения от иноземных завоевателей.

Таким же триумфальным было возвращение Ушакова через Константинополь в Черное море. Султан лично благодарил Ушакова. Английский представитель и Другие посланники явились к адмиралу на корабль с визитом.

Довольно долго пробыв в Константинополе, Ушаков в конце октября 1800 г., т. е. через четыре с половиной месяца после выхода с о. Корфу, привел эскадру в Севастополь.

На этом и окончился в сущности славный боевой путь Ушакова.

Хотя Мордвинов уже не был во главе Черноморского флота к моменту возвращения Ушакова из Средиземноморской экспедиции, но от этого ни Черноморскому флоту, ни Ушакову легче не стало.

Главным командиром Черноморского флота (или, как тогда говорили, «Черноморских флотов»-корабельного и гребного) вместо Мордвинова был назначен адмирал Виллим Фондезин. Этих Фондезинов было двое, и известны они были во всем флоте по крылатому слову хорошо разбиравшейся в людях Екатерины II: «тот виноват перед отечеством, кто обоих Фондезинов в адмиралы ввел»53. Фондезин ненавидел Ушакова почти так же, как Мордвинов, и по той же причине: по обычной вражде бездарности к таланту.

С прибытием в Черное море Ушаков по существу оказался не у дел. Мы уже не видим его ни командующим флотом, ни старшим членом Черноморского адмиралтейского правления. Единственным его занятием является сдача хозяйственных и денежных отчетов и дел по экспедиции и тягостные канцелярские сношения с тыловыми органами флота. На этой работе его застает смерть Павла.

С началом нового царствования во главе морского управления снова оказались враги Ушакова. Мордвинов, назначенный в 1802 г. сперва вице-президентом Адмиралтейств-коллегии, а затем и морским министром, поспешил выжить Ушакова с Черноморского флота. В том же году Ушаков был переведен на береговой, не имевший военного значения пост главного командира гребного флота и начальника флотских команд в Петербурге.

Талантливые деятели стали не нужны, высшие посты в руководстве и управлении флотом оказались в руках Мордвиновых, Фондезинов, Траверсе и им подобных бюрократов и царедворцев.

Но хуже всего было то, что как раз в это время, в первые годы царствования Александра, в русских правящих сферах одерживает верх мнение о малой полезности флота для России вообще. Традиция заветов Петра Великого, поддержанных с таким блеском во второй половине XVIII столетия Спиридовым, Грейгом, героями Чесменской экспедиции, блестящими подвигами Ушакова сначала в Черном море, а потом в Средиземном, — эта традиция, на которую не посягал даже взбалмошный, неуравновешенный Павел, начинает при Александре тускнеть и забываться. Многое этому способствовало. Из развертывавшихся в Европе грандиозных событий в Петербурге делались такие скороспелые выводы: у Англии первоклассный флот, а что она сделала? Ничего она не может поделать против Бонапарта, у которого флот плох, но зато сухопутная армия превосходна. Россия — не морская держава, — и не флот, а армия спасет ее от опасности и т. д.

Император Александр, которого льстецы считали компетентным в руководстве и организации сухопутной армии единственно по той причине, что он абсолютно ничего не понимал в морском деле, создал в 1802 г. Особый Комитет по образованию флота, и уже в самом названии этого учреждения и в наказе ему заключалась вопиющая, несправедливая, презрительная мысль, якобы флота у России вовсе нет: наказ повелевал Комитету принять меры «к извлечению флота из настоящего мнимого его существования к приведению оного в подлинное бытие». Председатель Комитета, дилетант в морском деле, Александр Романович Воронцов полагал, что России вовсе не нужно быть сильной морской державой: «в том ни надобности, ни пользы не предвидится». Тот же Воронцов весьма авторитетно заявлял Александру: «Посылка наших эскадр в Средиземное море и другие дальние экспедиции стоили государству много, делали несколько блеску и пользу никакой».

Опровергнуть эту явную ложь Ушакову ничего бы не стоило. Освобождением и управлением Ионических островов (вплоть до 1807 г., когда в Тильзите Александр I уступил Наполеону эти острова) Россия приобрела опорный пункт на Средиземном море, очень повысила свой престиж среди всех прибрежных держав, а также среди греков и славян Балканского полуострова, и снискала себе не «несколько блеску», а большую славу, которая держалась долго и была тем «невесомым», но реальным приобретением, теми моральными «impon-derabilia», «невесомостями», которыми самые трезвые, самые реальные дипломаты вроде Наполеона I, вроде Бисмарка, вроде А. М. Горчакова всегда очень и очень дорожили. Ложью было и утверждение о том, что экспедиция в Средиземном море «дорого стоила».