Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как насчет фактов, Уилл? Ты узнал, что они сделали с Куини и почему решили ее убить?
— Я видел, как ты умеешь допрашивать девочек-подростков, Алекс, и, наверно, хватка у тебя получше моей. Но мне кажется, что она не врет.
— О чем? — спросила я.
— Тиффани утверждает, что в тот момент, когда они вошли в квартиру, Маккуин Рэнсом была уже мертва. С какой стороны я к ней ни подъезжал, она твердит свое. Тиффани сказала, что все ящики были перевернуты вверх дном, вещи разбросаны по полу, и в точности описала, как лежало тело старой леди.
Я ничего не ответила.
— Алекс, твое молчание нервирует меня. По-твоему, все, что она сказала, ничего не значит?
— Разумеется, Тиффани знает, как выглядело тело Куини и ее квартира после их ухода. Вопрос в том, что они увидели, когда вошли. Она призналась, что из вещей взяла?
— Да. Меховую шубу.
Хорошая работа, Уилл. Теперь мы легко докажем факт воровства в суде.
— Что-нибудь еще?
— Она говорит, что Кевин нашел на полу несколько серебряных вещиц с инициалами. Вроде зажигалок и булавок для галстука. Еще там была куча старых снимков, как сказала Тиффани, «с изображением голых женщин». Кевин прихватил несколько штук.
Опять порнографические фотографии.
— И больше она ничего не взяла?
— Девчонка подобрала с пола какие-то монеты, но они все были иностранные, с надписями на непонятных языках, поэтому она бросила их обратно. На бульваре Адама Клейтона Пауэлла такие не в ходу. Там была еще одна фотография, судя по всему, она упала с ночного столика рядом с телом Куини.
— И что Тиффани с ней сделала?
— Она думает, что в момент ареста снимок был у нее в сумочке. А после того как ее привезли в участок, полиция вроде бы отдала сумочку матери.
— На снимке было что-то важное?
— Вряд ли. Тиффани не смогла даже объяснить, зачем вообще его взяла. На фотографии была покойная — Маккуин Рэнсом — и какой-то парень. Видно, совсем молодой. Тиффани называла его «белым малышом». Она подумала, что он очень красивый.
— Наверно, это Куини со своим сыном Фабианом. В квартире было много фотографий мальчика. Хорошо бы раздобыть этот снимок, он сможет подтвердить ее историю. Заодно проверим, что еще лежало в сумочке. Позвони Хелене Лиси, пусть она попросит миссис Гаттс привезти сумочку в полицию.
— Вчера я не успел тебе кое-что сказать. Помнишь, я звонил, когда у тебя в офисе был Батталья? Бьюсь об заклад, ты хотела поскорей от меня избавиться, — сказал Уилл со смешком. — Так вот, Хелена Лиси уже не представляет интересы Тиффани.
— Тебе чертовски повезло. Твоя жизнь станет намного легче. Кто ее новый адвокат?
— Джош Брэйдон.
— Отлично. Теперь мы можем рассчитывать на сотрудничество. Лиси оказалась за бортом, потому что мамаша Гаттс ее уволила? — поинтересовалась я. — Надеюсь, она взяла деньги вперед. Миссис Гаттс придется несладко, если Хелена Лиси решит потребовать свой гонорар и сама позовет адвоката.
— Вообще-то Хелена еще не совсем вышла из игры, Алекс.
— Как это понимать?
— Надеюсь, ты не станешь возражать против моей инициативы. Я не хотел надоедать тебе в присутствии Баттальи, поэтому пораскинул мозгами и принял решение самостоятельно.
— Какое, Уилл?
— Когда Тиффани Гаттс мне позвонила, я понял, что она чем-то напугана. Она говорила, что ее жизнь в опасности. Ее мать твердила то же самое. Они умоляли ничего не говорить Хелене Лиси.
— И поэтому ты обратился к Джошу Брэйдону? — спросила я. — Как он оказался в этом деле?
— По назначению суда, Алекс. Джош Брэйдон — теневой адвокат.
— Объявляется рейс 3709 на Мартас-Виньярд. Посадка начнется через десять минут. Пассажиров просят пройти к выходу номер пять.
Я пыталась сдержать ярость, пока диктор повторял сообщение.
— Как тебе пришла в голову эта безумная мысль, Уилл? Теневой адвокат? Ты что, хочешь подставить под удар все расследование?
— У меня есть прецедент, Алекс. «Народ против Стюарт». Я абсолютно уверен…
— К черту твои прецеденты. — Мой голос эхом разносился по залу ожидания, так что я постаралась говорить потише. — В деле Стюарт речь шла об отклонении обвинительного акта. Суд не стал рассматривать вопрос о правомерности использования теневого адвоката. Если бы ты удосужился прочитать особое мнение, Уилл, то заметил бы, что один из судей назвал эту идею не только отвратительной, но и нарушающей все процессуальные и юридические нормы.
— Не хочу с тобой спорить, Алекс, но апелляционные суды никогда… — начал оправдываться Уилл.
— У меня нет времени на дискуссии. Подобные уловки нечестны и недопустимы. Я ни за что не стану к ним прибегать.
— Может, все-таки стоит уточнить…
— Короче, я сейчас сажусь на самолет, а ты отменяешь назначение Брэйдона. Где тебя можно найти вечером? Я позвоню, как только прилечу и обустроюсь в доме. Договорились? Ты должен подробно рассказать, кого боится Тиффани и как ты уломал судью согласиться на такое жульничество.
Записав на билете его домашний телефон, я сбежала по лестнице, пересекла бетонную площадку и поднялась по трапу в маленький самолет.
Есть еще один важный вопрос, на который стоит обратить внимание Майка и Мерсера. Кто финансировал защиту Тиффани Гаттс? Если миссис Гаттс не платит по счетам и боится, что наниматель адвоката узнает о ее намерениях, значит, мы должны найти истинного кукловода.
Мне пришлось нагнуть голову, чтобы пройти в низкую дверь салона. Подождав, пока стоявшая впереди женщина пристроит в багажной сетке теннисную ракетку, я села во второй ряд и стала набрасывать план действий в связи с последним звонком Недима.
— Сочиняете речь, Алекс?
Я подняла голову и увидела знакомое лицо. На другой стороне узкого прохода сидел Джастин Фельдман, известный юрист, который также владел домом на Виньярде.
— Так, небольшие заметки, — сказала я. — Выпускаю пар, чтобы не отыграться на ком-нибудь из подчиненных. Хочу заделать кое-какие бреши.
— Надеюсь, ничего серьезного?
Я с уважением относилась к Джастину и в прошлом не раз обращалась к нему за советом, особенно если речь шла о юридической этике. Фельдман возглавлял престижный комитет в ассоциации юристов.
— Как посмотреть. Вы что-нибудь знаете о теневых адвокатах? — спросила я.
— В первый раз слышу.
— Это потому, что у вас дело поставлено гораздо лучше. — Я имела в виду федеральные суды, где редко допускались махинации и интриги, широко распространенные в судах штатов. — Я помню только один подобный случай.