Найдя наконец ступени, леди Люси поднялась до середины лестничного марша. Уровень воды постепенно поднимался. Порой казалось, что вода слегка убывает, просачиваясь в грунт сквозь швы каменной кладки. Затем новый всплеск возвещал о приближении следующей волны, крадущейся, словно готовый к прыжку хищник в джунглях. Вспомнился дедушка, старый шотландец, мечтавший выдать ее за вице-короля Индии, научивший стрелять на случай нападения туземцев или тигров-людоедов. Но пуля бы сейчас не помогла. Необходимо сохранять спокойствие. Истеричная паника лишь приблизит смерть. А что, узнав о том, что с ней сейчас происходит, сказал бы Фрэнсис? О, она точно знала, какие слова неслись бы к ней от мужа: «Держись, Люси! Я иду!»

Пауэрскорт и Джонни Фицджеральд мчались быстрее, чем год назад по южноафриканской саванне. В солдатском вещмешке за спиной у Джонни позвякивал набор диковинных инструментов, способных вскрыть любые двери и замки. Спускались сумерки, и восхитительную молодую зелень английской весны подернула серая дымка. Джонни хмуро поглядывал на хищно парящих над полями коршунов. Пауэрскорт высчитывал, как долго им еще скакать до Комптона. И сколько времени у палача, чтобы убить Люси.

Спускаясь от зловеще громыхнувшей позади двери на дно крипты, леди Люси насчитала пятнадцать ступеней. Сейчас она сидела на восьмом лестничном уступе. Невидимый во тьме водоворот, журча вокруг колонн, тихо шурша по камню, подбирался к ее ногам. Вода скоро плеснет на туфли, и ей придется пересесть ступенькой выше. Вот так она и будет отступать до тех пор, пока не упрется спиной в дверь наверху. После церковных молитвенных текстов память обратилась к народным вариантам, к одной из кратких молитв святого Патрика-заступника. Эту смиренную мольбу всегда произносила бабушка, укладывая маленькую Люси спать:

«Христос, хранитель мой, обереги от яда, от огня, от воды топкой, стрелы острой, от горя и беды, от всякой злой напасти.

Христос со мной,

Христос передо мной,

Христос у меня за спиной».

Внизу, однако, Христа не было. Там плескалась и продолжала подниматься глубокая толща воды. Леди Люси перебралась на девятую ступеньку. Чем этого убийцу разъярили певчие? А чем она сама так рассердила хормейстера, грозившего удалить ее, запретившего отвлекать разговорами юных хористов? Кроме «Мессии», сказал он, им надо к юбилею разучить много новых хоральных произведений. Каких же это «новых»? Католических? Не исполняемых на англиканских службах? Возможно, он боялся, что мальчики расскажут ей об этом. Похоже, что так. Возможно, хормейстер и есть убийца. Надо обязательно обсудить все с Фрэнсисом. Фрэнсис!.. Душу пронзила острая печаль, из глаз полились слезы, добавив в угрожающий потоп капельку соли. Наверно, ей уже не суждено увидеть Фрэнсиса. И никогда он не узнает, как она любила его; как полюбила с той самой встречи, когда они разговорились в Национальной галерее перед холстом Тернера «Последний рейс корабля “Отважный”». Слезы текли и текли. Никогда, никогда Фрэнсис не узнает всей глубины ее чувства к нему! Вода снова придвинулась, и леди Люси снова пересела. Эта ступенька была десятой. Оставалось только пять.

Пауэрскорт притормозил лошадь на углу церковного двора. Сердце его кипело холодной яростью.

— Джонни, — сказал он, — сможешь добыть в Декан-хаусе ключи от собора? Я обойду жилой корпус Певческих палат. Жду тебя через пять минут возле западного портала.

Хор продолжал репетиции в своем общежитии. Уже ярдов за двадцать от старинного здания георгианской эпохи слышались нежные дисканты певчих и реплики хормейстера, раздраженно требующего повторить пропетые такты. В пении ощущалось нечто необычное, непривычное, но сейчас было не до этого. Пауэрскорт надавил кнопку звонка, ожидая в подобном доме перезвона, ласкающего слух, как мелодии Гайдна или Моцарта. Однако диссонансом к доносящимся из зала ангельским голосам, прозвучало резкое, хриплое дребезжание.

Дверь отворил незнакомый крупный мужчина лет под сорок, с густой черной бородой.

— Простите, что потревожил, — сказал Пауэрскорт. — Пропала моя жена. Она участвует в хоровом исполнении «Мессии». Не видели ли вы ее сегодня вечером?

— Нам очень хорошо известна леди Пауэрскорт, — угрюмо бросил мужчина. — Твердо могу вам сказать, что сегодня мы вашу жену не видели. До свидания, сэр.

Дверь резко захлопнулась. Пауэрскорт мельком отметил явный иностранный акцент в речи крайне нелюбезного субъекта, но мысли его занимало совсем иное. Он поспешил вернуться к собору. На часах было двадцать пять минут девятого.

Добравшись уже до двенадцатой ступеньки, леди Люси изо всех сил крикнула о помощи. Ее пронизывала дрожь, от холодной воды сводило щиколотки. С детства она верила в небеса; что ж, видимо, ей предстоит увидеть их раньше, чем ожидалось. Надежда выбраться из склепа ее почти оставила. И вероятно, она явится на небеса мокрой и грязной. И в прачечной Господней какие-нибудь святые старушки помогут отмыться, отстирать одежду и принять божеский вид. Только туда, наверно, очередь наподобие той, что обычно стоит возле ближайшей от их дома прачечной на углу Слоун-сквер. Ну, скоро выяснится.

Наверху надо будет дать отчет в своих грехах. Быть может, ей, до нитки вымокшей, окажут снисхождение. Другие-то ведь прибывают совсем сухими. Грехи? Она не всегда была добра к маме (ох, в небесном суде наверняка знают об этом). Она порой бывала чересчур строга с детьми и суховата с другими близкими. Снова прихлынула вода. Готовясь к завершению смертного пути, леди Люси перебралась на следующую ступеньку — тринадцатую. Несчастливое число.

Джонни Фицджеральд притащил огромную связку ключей.

— Лакей куда-то отлучился. Пришлось ворваться на важное совещание в кабинете хозяина. Декан был зол как черт.

Джонни возился у замка, подбирая ключ к дверям западного, ближнего к алтарной части входа в собор. Пауэрскорт изо всех сил старался скрыть досаду и нетерпение.

— Вот этот вроде, — сказал Джонни, вставляя в скважину огромный ключ. — Проклятье! Застрял, что ли? Прости, потерпи, Фрэнсис.

Не подошел и второй ключ, и третий. Пауэрскорт уже пришел в отчаяние, но четвертый из ключей щелкнул в замке. Джонни вручил другу фонарь, и, войдя в алтарную часть храма, они двинулись вдоль угрюмо темневших молельных капелл с гробницами дарителей. Многолетний совместный опыт научил их держаться вместе: хотя вообще идти поодиночке быстрее, но гораздо больше риска быть убитым. Шагам вторило гулкое эхо. Переговаривались друзья шепотом. У главного алтаря Пауэрскорт облегченно вздохнул — пусто. Ему все время мерещилось, что помраченное сознание убийцы измыслит возложение бездыханного тела Люси на жертвенник. Были ли исторические примеры казни женщин в эпоху Реформации? Припомнилась лишь одна дама из списка сожженных на костре непокорных католиков. Проходя мимо капеллы Богоматери, Пауэрскорт вздрогнул под пылающими взорами изображенных на средневековом витраже праведников и грешников. Но нигде ни следа леди Люси.