– Плохая аналогия, – буркнул Ланде.

– Знаю, просто ничего другого в голову сейчас не приходит. Темное вещество невидимо, оно не вступает ни в химические взаимодействия, ни в электромагнитные, ядерные силы на него почти не действуют, обнаружить его можно только по притяжению. Сгустки темного вещества, если они существуют, проявляют себя, как обычные, скажем, черные дыры или карликовые звезды – мы ведь и их присутствие определяем только по полю тяжести. Но у темного вещества иная природа. Темное вещество состоит из частиц, которые не обнаружены в ускорителях. Эндрю считает, что это тяжелые адроны, и при очень больших энергиях удастся их расколошматить на коллайдере, темные частицы распадутся на обычные, и по результату эксперимента можно будет судить о том, каковы свойства темного вещества. Тут у нас с Эндрю теоретические разногласия, у меня другая гипотеза…

– И вместе нам не сойтись, – процитировал Ланде.

– Думаю, сойдемся. В конце концов, практика…

– Господа, – адвокат постучал пальцами по столу, – вам не кажется, что ваши научные разногласия немного…

– Простите, – пробормотал Виталий. – В общем, множество вселенных объединяет темное вещество, общее для всех миров, которые никаким иным образом друг с другом не соприкасаются. Полная масса темного вещества не бесконечна, и, чем больше вселенных возникает в Большом взрыве, тем меньше приходится темного вещества на каждую вселенную.

– Ну, я бы не стал так… – начал Линде, и Виталий не дал ему договорить.

– Я не говорю, что меньше по массе, это мы потом обсудим. Перефразирую: чем больше вселенных, тем труднее в каждой из них обнаружить темное вещество. Чем больше вселенных, тем слабее темное вещество себя проявляет.

– Не понял, – адвокат тоскливо перевел взгляд с Виталия на Ланде. – Вы говорите, что темное вещество ни с чем не реагирует. Вы пытаетесь связать физику с преступлением… хорошо – с тем, что произошло в среду. Давайте говорить об этом!

– Прошу прощения, – пробормотал Виталий. – Короче – темное вещество рассеяно в нашей Вселенной, как газ. Темное вещество везде, оно заполняет и эту комнату, но мы его не замечаем, а когда возникают сгущения, то появляется эффект вроде того, что случилось с «Пионерами».

– При чем здесь ваша жена, Виталий?

– Человек в коме. Или аутист. Эти люди также теряют связь с реальностью. Мозг не реагирует на сигналы из внешнего мира и только поэтому способен взаимодействовать с темным веществом, понимаете? На самом деле мозг и в состоянии комы не теряет активности. Но взаимодействует он теперь не с обычным веществом, а с темным…

– Стоп, – сказал адвокат, и в его взгляде появились признаки заинтересованности. – Ну-ка, давайте я сам попробую. В обычном состоянии мозг с темным веществом не реагирует. В состоянии комы – да. Но темное вещество связывает вселенные, так? Человек в состоянии комы… или аутист… имеет возможность связываться с другими вселенными?

– Связываться – не то слово, – поморщился Ланде. – Я же вам вчера объяснял…

– Хорошо. Не связываться. Называйте иначе, это ваши проблемы. Но человек в коме находится будто между многих миров сразу.

– Не человек, – сказал Виталий. – Тело тут ни при чем. Психика. Мы думаем, что человек в коме – как растение. На самом деле почти до нуля ослабляются связи с нашей реальностью. Но закон сохранения действует: психическая деятельность связана теперь с темным веществом, оно ведь и объем мозга заполняет, верно? А темное вещество связывает мозг с другими вселенными.

– И что? Человек не осознает того, что с ним происходит здесь, – Спенсер пытался сам делать выводы. – Он не воспринимает и другие ваши вселенные. Он и там будто в коме, верно?

– Верно, – кивнул Ланде. – Это я и пытался доказать Виталию во время наших дискуссий.

– Нет, не верно! – воскликнул Виталий. – Эндрю вообще не сторонник привлечения психологии для описания физических процессов. Он считает…

– Я сам могу растолковать мистеру Спенсеру свои взгляды, – обиженно сказал Ланде. – Вы его только запутываете, упоминая о наших разногласиях. Мистер Спенсер задал вопрос, на него и отвечайте.

– Я же сказал: интенсивность взаимодействия зависит от плотности темного вещества. Здесь – у нас, на Земле, – оно разрежено, да, но в другой вселенной мозг может реагировать с гораздо более плотными сгустками…

– Это ваше предположение, – бросил Линде.

– Но оно подтверждается! Как иначе объяснить…

– Да-да, – Спенсер колотил по столу уже не пальцем, а всей ладонью. – Оставьте, черт возьми, в покое ваши теории. Как, черт возьми, и кто, черт возьми, раздавил аппарат в палате вашей жены?

– Но это следует из теорий, – устало произнес Виталий. – Дина это сделала сама.

– Как?

– Изменив плотность темного вещества внутри этого чертова аппарата! Разве не ясно?

– Мне – нет. И Мэнтагу, который сидит за соседним столом и ловит каждое ваше слово, тоже не ясно.

– Говорите за себя, Спенсер, – бросил детектив.

– А вы все поняли? Не верю!

– Можно? – Мэнтаг поднялся и переставил стул ближе к Виталию. – Подвиньтесь немного. Спасибо. Все равно я слушаю, так, может, позволите и мне поучаствовать?

– Вас только не хватало, – недовольно сказал адвокат. – Вам не кажется, Мэнтаг, что вы превышаете…

– Если вы против, я пересяду обратно, – вежливо произнес детектив, – слушать вы мне запретить не можете, верно? Разве что встанете и уйдете.

– Мы не против, – быстро сказал Виталий, пока Спенсер не начал возмущаться. – Вы хотели что-то сказать, мистер Мэнтаг?

– Хотел, да. В отличие от Спенсера, не в обиду ему будь сказано, у меня были хорошие оценки по физике в колледже. Я бы сказал, отличные оценки. В свое время я запоем читал Хокинга. И этого японца… как его… Мичио Каку, да. Телевизор я тоже смотрю, в отличие от вас, мистер Спенсер.

– Мэнтаг!

– Не хочу сказать ничего дурного, сэр! Послушайте, – обратился детектив к Виталию, – если вы хотите убедить меня – вы ведь меня, прежде всего, хотите убедить, а не мистера Спенсера, который вас все равно будет защищать, поскольку получает за это деньги? – да, так если вы хотите меня убедить в том, что ваша жена решила таким экстравагантным образом покончить с собой, то, пожалуйста, убедите меня сначала в том, что она не хотела вас подставлять. Согласитесь: все улики против вас. Включая отпечатки пальцев…

– Моих?

– Я имею в виду первую экспертизу, результаты которой никто не отменил. И вопросы вам мистер Спенсер задает не те, что нужно.

– Не те, что нужно вам, Мэнтаг, – раздраженно произнес адвокат, сделав ударение на слове «вам».

– Вам, мне, – пожал плечами детектив. – Почему вы не спрашиваете об отпечатках пальцев, об обломках аппарата, о том, что происходило с мистером Дымовым в тот день и последующие? Кое о чем он рассказывал, а кое чему я сам был свидетелем. Почему не спрашиваете о мальчишке этом, Линдоне? Почему, черт возьми, все эти странные события происходили на ограниченном отрезке времени: начались незадолго до смерти миссис Дымов и закончились двое суток спустя. Больше ничего не происходило – я имею в виду ничего такого, что нельзя было бы объяснить с помощью здравого смысла.