— Это ты когда в окно смотрел показывал какой ты тоже тонко чувствующий? — вернулась девушка к теме переговоров.

— Сигнал! — глубокомысленно покивал я. — «Я тут весь такой занятой, творчески одаренный и с ранами на душе к вам с «иррациональной симпатией» пришел, а вы мне показали истинное японское лицо, жадины и злодеи. Спорить не стану, но предположу, что юридического японца в ближайшее время уволят за неумение торговаться. А с меня какой спрос? Я, во-первых, гайдзин, во-вторых — твАрческий. В-третьих — много работаю.

Виталина фыркнула.

— Для стороннего наблюдателя, — не обиделся я. — О нюансах ведь никто не знает, поэтому в их глазах для достижения такого уровня продуктивности как сейчас я должен вкалывать 24/7. У них там трудолюбие — главная благодетель, что, опять же, идет мне в репутацию жирным плюсом, и, отдельно от меня, очень удобно для «экономических чудес» — именно такое в Японии прямо сейчас потихоньку и происходит. Пара десятилетий, и мы рискуем им проиграть по проценту от мирового ВВП. Прикинь как унизительно — это ж совершенно никчемный по размерам архипелаг!

— Но теперь-то все будет по-другому, — процитировала мне меня Виталина.

— Обязательно! — покивал я. — Видишь как интересно получается — будто я сам выдумываю долгоиграющие грустные сценарии для СССР, а потом сам от них страну и спасаю. Кто тут маленький аналитический гений?

— Не такой уже и маленький, — сделала мне приятно Вилка, и мы пошли трескать мороженое.

Посреди процесса в кафе вошел пожилой, широко мне улыбнувшийся плешивый японский дяденька в сопровождении японца помладше и черноволосого. С ними — дядя Витя, украдкой показавший мне кулак.

— Ох уж эта кровавая гэбня, — вздохнул я и поднялся навстречу идущим к нам интуристам.

— Меня зовут Синсеки Киния, — на почти нормальном русском предствился глава делегации и протянул мне руку. — Имею честь быть послом Японии в вашей прекрасной стране.

Пожал, «большая честь», отвесил комплимент Японии, представил Виталину, в ответ мне представили секретаря посла. Персонал столовой показал чудеса сервиса, и Нина Петровна — директор кафе — лично принесла гостям меню. Японцы заказали соки — у них там многие непереносимостью лактозы болеют, поэтому мороженое нельзя. Бедолаги.

— От лица Японии я приношу вам глубочайшие извинения за поведение представителей Kodansha, — слегка поклонился посол.

Секретарь, разумеется, поклонился за компанию.

— Все хорошо, Синсеки-доно, — немножко хаманул я. — Поведение отдельных граждан неспособно бросить тень на целый народ. Извините, что стал невольной причиной траты вашего ценного времени.

За что-то извиниться в ответ положено, а это, как-никак, целый посол.

— Вовсе нет, Ткачев-сенсей, — старательно выговорил он. — Поручение Его Величества Императора Хирохито не может быть «тратой времени».

А?

— Его Величество высоко ценит талант Магомаева-сенсея, но в своей прозорливости видит дальше отражения в бегущей воде, — он с улыбкой залез во внутренний карман и достал оттуда перевязанный ленточкой и расписанный сакурами конверт, который с поклоном протянул мне двумя руками. — Наш Император написал вам письмо, и я бы хотел попросить вас принять приглашение на прием в нашем посольстве, чтобы мы могли вручить послание Его Величества должным образом.

О*уеть! Это же +1000 к репутации внутри Японии и где-то +150 к совместному бизнесу — деньги все-таки немножко отдельно от искреннего (без дураков) почтения к правящей персоне.

— Внимание вашего Императора — величайшая честь для меня, — так же, с поклоном и двумя руками принял я приглашения, старательно игнорируя гримасы дяди Вити — сам знаю, что от такого отказываться нельзя. — Благодарю вас за приглашение — я с радостью его принимаю.

— Могу ли я попросить вас о возможности присутствовать на встрече с Sony? — решил подстраховаться он.

— Буду очень признателен, — конечно же одобрил я.

Доели мороженое, допили соки, усадили интуристов в Роллс-Ройс — знай наших! — и поехали к зданию Внешторга.

— А вы знакомы с Куросавой-сенсеем, Синсеки-доно?

— Являетесь ценителем его таланта? — улыбнулся посол и развел руками. — К сожалению, не имел чести быть представленным лично, но его фильмы нравятся и мне.

— «С раннего возраста я полюбил русскую литературу, но я понял, что Достоевский лучший, и я долго думал о том, что можно сделать из этой книги замечательный фильм. Достоевский всё ещё остаётся моим любимым писателем, и он единственный — как я считаю — кто правдиво писал о человеческом существовании», — по памяти процитировал я слова Куросавы из «пула впитанных журналов и газет». — Мы с невестой, — так Виталину послу и представил — а чего мне? — Посмотрели все фильмы сенсея. Как думаете, он обидится, если мы снимем фильм о том, как колхозники под руководством семи майоров Воздушно-Десантных войск готовятся к обороне социалистического имущества от фашистов?

— Я попробую узнать мнение сенсея на этот счет, — вежливо пообещал посол.

— Извините, это была неудачная шутка, — объяснил я. — За кумирами лучше следить издалека, иначе становится не так интересно.

— Вот как, — покивал он. — Могу ли я поинтересоваться насчет других наших талантов? Отметили ли вы кого-то?

— Мне нравится рассказывать про всякое! — для профилактики наградил его детской улыбкой. — Мне очень нравятся…

И до самого окончания пути я хвалил и цитировал, заставив посла изрядно удивиться. То ли еще будет!

— Спасибо, Рудольф Семенович, — покинув транспорт на парковке Внешторга, поблагодарил я одного из регулярно помогающих мне монтажеров Центрального телевидения — притаранил кинопленку.

Еще есть диафильм — у Виталины в сумке лежит. Это же не манга, поэтому заморочился, приготовив полноценную презентацию — япошек должно впечатлить, они ведь, по сути, всю эту корпоративную муть и придумали, заразив впоследствии весь мир. Будем частично перенимать, штука-то эффективная.

Собрание состоится в почти полноценном конференц-зале — у дальней стены поставили экран, перед ни — кино— и диапроекторы. Вилка освоила и то, и то — тоже мне навыки. Будет ассистировать.

Далее — поставленные двумя рядами столы, гости уже здесь, в сопровождении Внешторговцев под руководством личного порученца товарища Косыгина — Льва Петровича Селезнева, худого лысого мужика в толстых очках пятидесяти трех лет отроду. Я же просил «помоложе»! Пока здоровались и знакомились, отметил снабженные тяжелыми портьерами шторы и вполне благожелательные рожи япошек после того как сильно извинившийся посол сводил их в дальний угол пошептаться. Даже