Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поднимаюсь на ноги, оставляя растаявшее мороженое и не прощаясь ухожу из кафе. Побег на Сардинии научил меня главному — никому нельзя доверять.
Я захожу в магазин и покупаю продукты, хочу приготовить что-нибудь домашнее. Карабинер говорил, что ему нравится есть дома.
Не придумываю ничего лучше, чем приготовить домашнюю пиццу, больше напоминающую пирог из-за обилия начинки, но мне ужасно хочется ароматный кусочек, он напоминает мне праздничные дни в детском доме, когда мы делали пиццу из остатков еды в холодильнике.
Зейд приходит поздно ночью, по его лицу не понятно устал он или нет. Лишь ссадины напоминают о незабываемом отпуске на Сардинии.
— Не спишь? — мужчина быстро скидывает пиджак и заключает меня в объятия, целует и вжимает в стену. Без лишних слов и прелюдий. В его стиле. Он привык получать желаемое сразу. Язык проникает в рот, пробует на вкус и исследует его. Поцелуй вызывает мурашки и заставляет забыть обо всех вопросах и сомнениях.
Карабинер напоминает оголодавшего зверя, вернувшегося с охоты. Он терзает мои губы, колет щетиной и не даёт сделать и вздоха, заполняет собой.
— Хочешь кушать? — Заставляю себя прервать поцелуй, смотрю на него снизу вверх, потираюсь носом о колючий подбородок. Мужчина не бреется каждый день, предпочитает ходить с небрежной щетиной, предающей ему суровости, но сейчас он зарос и щетина начала складываться в бороду.
Карабинеру бы подошла борода. Подлецу всё к лицу.
— Хочу тебя. — Отвечает он коротко, снова накрывая мои губы. Хочется напомнить ему, что он задолжал разговор, но я просто не в состоянии и двух слов связать. Мозг превращается в кисель.
Зейд снимает моё домашнее платье, стаскивает его и бросает на пол. Сжимает голую грудь, поглаживая большим пальцем каменный сосок и издаёт тихое рычание. Мужчина отрывается от моих губ, спускается ниже. Прикусывает шею, тянется к груди, нетерпеливо берёт в рот сосок и посасывает его, напоминая грудного ребёнка.
Сейчас он не особо настроен на предварительные ласки, чувствую, как ему не терпится войти меня.
Грубая щетина царапает нежную кожу, распуская зуд по всему телу. У меня начинает чесаться каждый сантиметр кожи, но хуже всего между ног. Плоть там изнывает, так хочет, чтобы Карабинер добрался уже и до неё.
Двухдневное воздержание даёт о себе знать, Зейд снимает с меня трусы прямо в коридоре и входит стоя с одного толчка, наполняя собой. Получается слишком остро и чувствительно, вскрикиваю и становлюсь на носочки, чтобы хотя бы немного ослабить натяжение.
Его дикость меня заводит. Его близость окрыляет.
Я с удовольствием принимаю его. Прогибаюсь и подстраиваюсь.
Карабинер толкается медленно, всматривается в моё лицо, наблюдает внимательно, слизывая каждую эмоцию. Ему нравится, как я морщусь, кусаю губы и изнываю от сильного распирания внутри меня.
Зейд поворачивает меня лицом к стене, входит сзади, быстро наращивает темп.
Квартиру заполняют пошлые шлепки, мои стоны и глухой стук наших тел о стену.
— Мы впервые трахаемся как муж и жена. — Напоминает Зейд, и у меня от этого в глазах темнеет. Я не привыкла к тому, что этот человек — мой муж. По-настоящему.
Карабинер натягивает мои волосы, заставляя откинуться на него. Он проводит языком по шее, слизывая с меня пот.
Я невольно думаю, что несмотря, что мы муж и жена, он продолжает трахать меня как шлюху. Неистово. Ненасытно и порочно. Не знаю, против ли я?
Мы кончаем одновременно, Зейд заполняет меня спермой, которая начинает тут же стекать по бедрам, стоит ему выйти из меня.
— Так что насчёт ужина? — спрашивает мужчина с невинным выражением лица, застегивая брюки.
— Сначала я в душ. — Показываю ему свои липкие ноги и одинокую белую струйку, стекающую к колену. Вид у меня потрепанный после секса, нужно привести себя в порядок.
— Тоже неплохо. Составлю тебе компанию.
Почему-то у меня нет сомнений, что до ужина так и не дойдут руки.
Глава 40. Семейная жизнь
— Что это? — Зейд смотрит на пиццу подозрительно, хмурит брови. Картина умиляет меня, не каждый день увидишь растерянного Карабинера. — Пирог?
Да сильнейшие из мужчин выглядят милыми на кухне в одних брюках. Мне было приятно, что Зейд стал раскрываться и позволять себе ходить без одежды в моём присутствии.
— Это, так сказать, русская версия пиццы… Когда ингредиентов больше, чем теста. — Закатываю глаза и отрезаю ему кусочек. Кладу на тарелку и вручаю с гордым видом. — Раньше по праздникам воспитатели разрешали нам делать пиццу из остатков продуктов в холодильнике. Получалось дешево и сердито, но мы очень любили эти дни и всегда надеялись, что в холодильнике останутся вкусные ингредиенты.
Карабинер недоверчиво откусывает кусочек от пиццы, а я слежу за ним затаив дыхание.
— Вкусный пирог. — Мужчина щипает меня за попу, заставляя сесть на стул рядом с ним. — Вам повезло. Нас в детском доме по праздникам просто не наказывали, это уже было подарком.
Зейд протягивает кусочек пирога мне, и я откусываю от него, сразу же облизываясь. Он внимательно следит за моим языком, чувствую физически как в его штанах становится тесно. Мне нравится с ним сидеть и просто есть, говорить ни о чём, никуда не торопиться и не думать о его работе и грязных делах.
Видимо, Зейд подумал о том же, потому что стал серьёзнее.
— Я обещал разговор, но вчера нам так и не удалось дойти до него. — Вспоминает Карабинер, и я густо краснею, вспоминая все пошлые позы, в которые он поставил меня в душе ночью. У Зейда не было совести, он был слишком ненасытным и требовательным. — О чём бы ты хотела спросить меня?
Вопросов слишком много. Нужно попробовать сосредоточиться на главном.
— Кто тот мужчина из больницы? Что принёс фотографию?
— Паоло Карризи. — Отвечает спокойно Зейд. В моей памяти всплывает это имя, кажется, я слышала его имя по телевизору или в новостях в интернете оно всплывало несколько раз. Мужчина был достаточно известен и влиятелен в Италии. — Когда-то он спас мне жизнь, дал образование и работу.
— И теперь ты работаешь на него?
— Ты обижаешь меня, Малыш. — Зейд усмехается. — Я никогда и ни на кого не работал. Но с Карризи у нас очень много общих дел, мы крепко повязаны. Наши отношения приближены к извращённой родственной связи.
Я немного замялась. Слова