И вот теперь во время самой обычной болтовни на кухне – тысячи подобных бесед Эммета с сыновьями Нора и раньше подслушивала, хихикая вместе с Ивлин, – Эммет ухитрился разом выказать к ней, своей жене, полное пренебрежение. Он, значит, не только не видит в ней настоящей леди – он даже не станет затруднять себя подобным сравнением. Да, за долгие годы тяжкого труда она стала выносливой, упрямой, своевольной, крепкой – что-то вроде рабочего мула, – и в итоге ее муж, с которым она прожила двадцать лет, вслух перечисляет своим сыновьям то, чего бы он для них хотел, и в этот перечень не входит такая спутница жизни, как их мать, зато чуть ли не на первом месте стоит переезд в места с более благоприятным климатом, и все это ради того, чтобы сохранить привязанность какой-то девчонки, не обладающей и половиной тех достоинств, которыми обладает она, Нора.

Да, конечно, с точки зрения Эммета, любые трудности можно разрешить, если вовремя смотать удочки. В конце концов, от любой неудачи можно убежать. Потерпев неудачу в Балтиморе, человек может перебраться в Айову. Потерпев неудачу там, может переехать в Вайоминг, а потом и на юго-западные Территории. Завести там стадо. Начать выпускать газету…

Из собственных неудач ему удалось создать некое великое приключение. С тем же успехом он создаст и новое, если Амарго потерпит крах.

Но здесь, в Амарго, между прочим, есть еще и Нора – тридцати семи лет от роду, с дочерью-призраком, живущей в ее душе. Смерть разлучила их, когда девочке было всего лишь пять месяцев, но ее дальнейшая жизнь тем не менее продолжалась в воображении матери, и ее неизменное присутствие Нора чувствовала в каждой потолочной балке, в каждом зеркале, в каждом углу этого дома, ибо Ивлин тоже была личностью незаурядной и достаточно жесткой, и причина тому – ее короткая жизнь и смерть, а также то, что она была создана по образу и подобию самой Норы. Да ее дочь и не могла стать иной.

В течение месяца каждый гость, перешагнувший через их порог, неизменно выслушивал длительное перечисление всех тех событий, которые предшествовали знаменательному обмороку Джози Кинкейд.

– Сперва ведро на землю упало, – рассказывал Эммет, – а следом и Джози, да лицом прямо в грязь. Это произошло так внезапно, что я решил: она просто меня разыгрывает. Это уж потом, по дороге домой, я понял, что дело куда серьезней. Не так-то просто оказалось даже из ущелья ее вытащить. Вы туда когда-нибудь спускались? А знаете, как далеко оттуда до нашего дома?

Услышав, как Эммет слово в слово повторяет ту же историю – наверное, уже раз в пятнадцатый! – целой толпе горожан, Нора в итоге потеряла терпение.

– Ты тащил эту девчонку – одни мощи в сущности – всего лишь с полмили вверх по склону холма, – сказала она, – но так об этом рассказываешь, будто ты просто Пол Буньян!

Сравнение, разумеется, вызвало смех – хотя Эммет даже не улыбнулся.

– Как тебе не стыдно! Это убожество – так ревновать к ребенку, – сказал он ей потом.

– В таком случае мы оба разочарованы, – пожала плечами Нора. – Оказывается, я замужем за человеком, для которого поднять упавшую в обморок девушку и пронести ее полмили на руках – это подвиг, достойный бесконечного общественного обсуждения.

Эммет спокойно сидел рядом на кровати, но спиной к ней; одна подтяжка перечеркивала его плечо. Такова была его новая привычка – вести себя сдержанно, ожидая ответа.

– Не сомневаюсь, что Харлану Беллу для доказательства собственной доблести не требуются упавшие в обморок девушки, – промолвил он наконец. – Однако нам, простым смертным, приходится подкреплять свое реноме чем только можно и повсюду.

Вступать с ним в спор по этому поводу было абсолютно бессмысленно. Защищая Харлана Белла, победить Эммета в споре было невозможно, и если Эммет действительно был настроен на серьезный разговор, то ему для начала не следовало бы примешивать туда шерифа. Она не была ревнива. И не верила в то, что между Эмметом и Джози какие-то не совсем правильные отношения. И совсем не думала, что Джози – такая уж неподходящая пара для Долана, хоть и подозревала, что если эти двое действительно когда-нибудь станут парой, то уже через неделю их дом будет уничтожен в результате какой-нибудь незначительной домашней катастрофы, которой с легкостью можно было избежать.

Нет, у нее просто не хватало слов, чтобы выразить собственные чувства. Двадцать лет назад они, Нора Фольк и Эммет Ларк, заключили брак по любви – во всяком случае, они оба считали это чувство любовью или, по крайней мере, некой неудержимой надеждой на то, что оба скроены из одной материи, благодаря чему можно даже жизнь на краю света превратить в замечательное приключение. Одно такое приключение у него на счету уже было, у нее пока нет. И вот теперь, надеясь на лучшее будущее для их сыновей, Эммет отмерил и взвесил те годы, что они провели вместе, и счел, что для счастья этого недостаточно.

И если б ему сейчас дали возможность заново прожить свою жизнь, он, наверное, и не подумал бы выбирать себе в спутницы Нору.

Вот чего не знали ни Роб, ни Долан, ни Джози, ни все те люди, что без конца обсуждали новость об исчезновении Эммета. Если его задержка в Кумберленде не связана с каким-то ужасным несчастьем или невезением – а она точно с этим не связана, Нора прямо-таки нутром чувствовала, что ее «вторая половинка» жив и здоров, – то она могла быть вызвана неким импульсивным решением. И темой замечательных приключений. Она никогда не чувствовала большей уверенности, что тогда Эммет не стал ничего писать на том столбе; а это значит, что сейчас он, скорее всего, просто спустил свою повозку в первую же канаву, сел на коня верхом и поехал дальше – мимо Кумберленда, мимо Джентри, мимо Бафорда и Крузеса, через границу, выбросив всю их совместную жизнь в синие груды пустой породы близ города Сонора.

* * *

Совместными усилиями Тоби и Джози привели холодный сарай над ручьем в относительный порядок. Все, что еще можно было спасти, они выложили на стол. Остальное годилось только на выброс: осколки стекла, подавленные и испорченные фрукты, разбитая пополам бутыль из-под виски. Тельце мертвой птицы, затоптанное и завернутое в ее собственные крылья, лежало на клети, как на алтаре, и было обложено подсохшими цветами чертополоха.

– Тоби… будь добр, похорони наконец эту чертову птицу. Пожалуйста!

Мальчик посмотрел на Нору с явным разочарованием и тревогой:

– Она еще не готова, мама!

Махнув рукой, она велела ему идти в дом и присмотреть за бабушкой. Тоби покорно потащился туда, но шел неуверенно, то и дело оборачиваясь и поглядывая на мать с чем-то вроде подозрения.

Джози собирала по углам куски какой-то изорванной одежды. В воздухе все еще висел запах маринада, как напоминание о самых трудных днях лета, когда в жару топится дровяная плита и от одного этого можно запросто превратиться в головешку, глаза слезятся в облаках кипящего на плите уксуса, бесконечные банки готовых консервов горой громоздятся на столе, мокрая рубашка противно липнет к спине, а Джози на коленях выгребает из плиты золу и снова подкладывает туда дрова – и что в итоге?