Я искренне хотела помочь ей, но я могла только дать совет, и, кто знает, принес бы он ей какую-то пользу?

— Иди к Карлу Циммерману, — сказала я. — Скажи ему, что между вами все кончено, и простись с ним. Если он порядочный человек, то он исчезнет и не станет больше тебя беспокоить.

— Хорошо. Я так и сделаю, Люсинда.

* * *

Несколько дней я не получала от Аннабелинды никаких известий и начала тревожиться.

Я пришла к ней домой. Горничная сказала, что миссис Мерривэл отдыхает, и спросила, доложить ли ей о моем приходе.

К моему изумлению, горничная вернулась и сообщила, что у миссис Мерривэл болит голова и она сожалеет, что не может принять даже меня. Аннабелинда уверена, что к завтрашнему дню она оправится и свяжется со мной.

Я догадывалась, что произошло что-то очень плохое. Нежелание говорить о своих неприятностях было совершенно не свойственно Аннабелинде, и я понимала, что она в самом деле сильно встревожена.

Я вернулась домой. Андрэ сидела в саду с Эдвардом. Наш садик в Лондоне представлял собой квадратный внутренний дворик позади дома, в котором несколько кустов уже начали по-весеннему цвести.

Эдвард, запинаясь, читал вслух Андрэ.

— Привет! — сказала Андрэ. — Как поживает миссис Мерривэл?

— Откуда вы знаете, что я навещала ее?

— Вы сами сказали, что пойдете.

— О, разве? На самом деле я не видела Аннабелинды. Она нездорова.

Андрэ улыбнулась.

— Вы не думаете?.. — она кивнула в сторону Эдварда.

Беременна? Вполне возможно, но я связывала ее состояние с Карлом Циммерманом.

Я пожала плечами.

— Не знаю. У нее очень сильно болела голова.

— Думаю, она ведет бурную светскую жизнь, ведь ей надо бывать на всех приемах в этих военных кругах.

— Возможно.

Я села, а Эдвард продолжал читать. Я размышляла об Аннабелинде и Карле Циммермане и о той роли, которую он сыграл в наших жизнях.

Что-то побудило меня сказать:

— Андрэ, вы помните того мужчину в Эппинг Форест, того, светловолосого, который спросил у вас дорогу?

Андрэ казалась озадаченной.

— Ну, помните, вы были с Эдвардом и я встретила вас?

— Я припоминаю нескольких мужчин, которые спрашивали у меня дорогу.

— Это случилось не так давно.

— О, смутно припоминаю. Почему вы спрашиваете? Что в нем такого особенного?

— Мне просто интересно, что он сказал? Просто спросил дорогу или задавал какие-то вопросы… о нас или миссис Мерривэл? По-моему, майор Мерривэл мог находиться в то время в госпитале, хотя я и не уверена.

Андрэ по-прежнему казалась озадаченной.

— Вопросы? — сказала она. — Я не помню, чтобы кто-нибудь спрашивал о чем-то, кроме дороги.

В чем дело?

Я подумала, что веду себя Довольно глупо, и быстро сказала:

— О… не имеет значения… не имеет никакого значения.

* * *

На следующий день Аннабелинда пришла повидаться со мной. Я сразу заметила ее лихорадочное возбуждение. Я решила, что Андрэ права. Наверное, моя подруга беременна.

Я снова была в саду с Андрэ и Эдвардом. Мы играли в самую любимую в то время игру Эдварда.

Произносилась фраза: «Я выслеживаю тайком своим маленьким глазком что-то на букву…» — а дальше называлась первая буква предмета, но поскольку Эдвард еще неуверенно ориентировался в алфавите, то мы произносили несколько букв. Мы говорили: «Что-то, начинающееся с „де“, или „та“, или „бер“».

Эдвард говорил:

— Я слежу тайком моим маленьким глазком за чем-то на букву «де».

Мы делали вид, что размышляем, и одна из нас предположила, что это может быть дерево… когда появилась Аннабелинда.

— О, привет, Люсинда! — сказала она с излишней сердечностью. — Прости меня за вчерашнее. У меня в самом деле была жесточайшая головная боль.

— О, прекрасно понимаю.

— Но я не приняла тебя.

— Все в порядке. Надеюсь, сегодня тебе лучше.

— Я чувствую себя чудесно.

Эдвард несколько неодобрительно сказал:

— Мы играем в «я слежу».

— Как интересно! — рассеянно сказала Аннабелинда.

— Это что-то, начинающееся на «цве», — продолжал Эдвард.

Я посмотрела на Андрэ и улыбнулась. Мы должны были теперь, когда появилась Аннабелинда, уделить внимание и ей. Поэтому мы временно закончили игру, сказав, что это, наверное, цветок.

— Да! — закричал в восторге Эдвард.

— Ну, мы потом еще поиграем, — сказала я и обратилась к Аннабелинде:

— Почему ты не садишься?

Я уступила ей место на плетеном стуле.

— Я нашла совершенно изумительный дом, — сказала Аннабелинда. — Ты должна пойти со мной посмотреть его.

— Где он?

— На площади Беконсдэйл.

— Где это?

— Недалеко отсюда. У меня с собой вырезка.

Слушай: «Деревенский особняк в самом сердце Лондона». Правда, мило звучит?

— Не могу представить себе здесь деревенский особняк.

— Потому что не напрягаешь свое воображение.

— «Площадь Беконсдэйл, Вестминстер, — продолжала читать Аннабелинда. Это тихая лондонская площадь, большой особняк, построенный около 1830 года. Подъездная аллея, сад площадью примерно в половину акра. Просторная гостиная, удобная для приема гостей, восемь спален, четыре больших общих комнаты, вместительные помещения для прислуги…» и так далее. По описанию он подходит. Мне нравится, что там есть подъездная аллея. Я чувствую, что этот дом именно то, что надо. Я встречусь с агентами и договорюсь, когда приду осмотреть его. Обещай, что пойдешь со мной, Люсинда.

— Конечно. Я сгораю от любопытства.

— Я сообщу тебе, когда пойду его смотреть.

Некоторое время Аннабелинда молчала. Она сидела неподвижно в каком-то напряжении.

— Ты хорошо себя чувствуешь, Аннабелинда? — спросила я.

— Я как раз почувствовала себя… не очень хорошо. Могла бы я пойти и ненадолго прилечь?

— Конечно. Идем.

Я вошла вместе с ней в дом.

— Я отведу тебя в ту комнату, в которой ты обычно останавливаешься у нас, — сказала я.

— О, спасибо, Люсинда.

Когда мы вошли туда, она сняла пальто, сбросила туфли и легла на кровать.

— Аннабелинда, — сказала я. — Что-то случилось, правда?