— Мало. Добавь людей. Продолжайте работать, как работали. И помни, что преступники крайне опасны и вооружены. Но Стерна надо брать живым. А этого молодого уголовника Ватутина... Ну, с ним можно не церемониться. Только учтите: этот малый хорошо стреляет.

Чекалин положил трубку, подошел к окну и пошире распахнул форточку. Тошнотворный табачный дух, оставшийся после Лунева, не хотел выветриваться. Чекалин поболтал ложечкой в стакане с остывшим чаем, думая о том, что теперь многое зависит от мелочей. Например, от того, удастся ли сохранить в тайне сегодняшние события на складе. Если удастся, то Стерн наверняка послезавтра приедет в «Амфору» за остатками груза. Как-никак две тонны. Возможно, в дом старухи Клюевой, где стоит «Газель», Стерн больше не сунется, но на склад приедет как пить дать! По указанию Чекалина все свидетели были предупреждены об ответственности. Разумеется, надежды на то, что сотрудники «Амфоры» будут держать рот на замке, мало. Тут обольщаться нечего. Но, пока слух об опасной находке расползется по городу, пройдет время. Два дня, три дня, неделя... К тому времени Стерна, глядишь, уже упакуют.

Варшава, район Урсунов. 16 августа

Цыбульский провел бессонную ночь. Утром долго сидел дома перед окном, смотрел на пустой двор. Решал и не мог решить, как поступить. Ситуация, в которой он очутился, весьма щекотливая и, говоря прямо, опасная.

Фотограф из журнала «Штерн» оказался не тем человеком, за которого себя выдавал. Наверняка этот немец имел при себе диктофон и крошечную видеокамеру, объектив был спрятан в пряжке ремня или в том значке, что немец носил на лацкане пиджака. Цыбульский же повел себя крайне неосмотрительно, просто глупо. Вот она, жадность-то, до чего доводит!

Те разговоры, что вел управляющий с фотографом, разумеется, документально зафиксированы. Правда, Цыбульский не раскрыл никаких тайн и вообще не перешел грань... Тем не менее он позволил незнакомцу сделать фотографии в помещении фонда и, хоть и не напрямую, в срытой форме, но тянул с немца деньги. И самое ужасное состоит в том, что он взял эту проклятую тысячу долларов. Проглотил наживку.

Теперь этот Гюнтер из «Штерна», если захочет, может устроить Цыбульскому такие неприятности... Впрочем, «неприятности» слишком слабое, слово. Очевидно, немец весьма информированный человек. Он наверняка знает или подозревает, какие дела творятся под крышей «Приюта милосердия», ведь не случайно же немец сунулся именно сюда. Управляющий прекрасно понимал: если весть об этой тысяче долларов дойдет до Зураба, а такую пакость фотограф может устроить, то голова Цыбульского покатится с плеч. Эти кавказцы — настоящие головорезы и не прощают измен. Как пить дать — отрубят голову и подбросят в какое-нибудь людное место, как у них водится...

С тяжелым сердцем управляющий фондом покинул свою квартиру, сел за руль «тойоты» и поехал на службу. Здесь он заперся в кабинете, отказавшись от кофе и попросив помощницу его не беспокоить.

Цыбульский скинул пиджак и плюхнулся в кресло. Он был недоволен своим теперешним статусом и теми деньгами, что получал от Зураба Лагадзе. Как человеку, посвященному во многие тайны, ему могли бы платить денег втрое, вдесятеро больше. Но Лагадзе зажимал деньги, отговариваясь тем, что сейчас спонсоры из Туниса, Алжира и Саудовской Аравии, якобы несколько разочаровались в освободительном движении на Кавказе. Валюту дают со скрипом и только под конкретные дела. Но Цыбульскому от этого не легче. Спонсорские взносы — не его проблема. И вообще, пошло оно к черту, их освободительное движение! И сами эти отморозки, которые отрезают головы живым людям, захватывают школы и больницы, взрывают жилые дома якобы во славу Аллаха. На те унизительные гроши, которые в последнее время получает Цыбульский, невозможно вести достойную жизнь. «Если наша акция пройдет гладко, ты получишь большую премию, — сказал Зураб во время их последней встречи. — Очень хорошие деньги». Цыбульский обещанию не поверил. Он уже наслушался вранья.

От тревожных мыслей управляющего оторвал телефонный звонок. Его прежняя любовница, Барбара Ломиницкая, год назад выскочившая замуж за пожилого торговца мануфактурой, очень ревнивого субъекта, неожиданно предложила встретиться вечерком у нее. Муж уехал по делам в Лодзь. Предложение, которое взволновало бы Цыбульского в любой другой день, сейчас не нашло в душе и слабого отклика.

— Не получится, дорогая. Сегодня у меня важная деловая встреча. Давай перенесем встречу на завтра, — ответил он, облизав тонкие сухие губы.

— Завтра этот деспот возвращается.

— Ну, тогда до следующей оказии. До следующего отъезда твоего Генриха.

Барбара разозлилась:

— Врешь ты все. Скажи честно: завел себе какую-нибудь девку. Низкосортную шлюху. Вечером ляжешь с ней в койку.

— Дорогая!.. — начал Цыбульский, но в трубке уже пикали короткие гудки отбоя. — Ну и черт с тобой, сучка ненасытная!

Интересно, на кого работает этот немец, этот псевдофотограф? На БНД, федеральную разведывательную службу Германии? На американцев или на англичан из МИ-6? Цыбульский не первый год варится в этом прокисшем бульоне и знает определенно: американцы имеют широкие возможности получать сведения о деятельности чеченских сепаратистов в Восточной Европе по другим каналам. Для американцев — он ноль.

Это с одной стороны, это как рассуждать... С другой стороны, ему известно о громком террористическом акте, который должен состояться буквально на днях...

Все эти вопросы будоражили душу. Ближе к обеду Цыбульский принял решение. Уклоняться от разговора с немцем не имеет смысла, только себе хуже сделаешь. Поэтому надо пойти на контакт. Если обещания Шредера не пустой звук, если он готов выполнить их хотя бы наполовину, да что там наполовину, хоть на одну треть, Цыбульский пойдет на сотрудничество. В Варшаве его ничего не держит. Получив деньги, он действительно сможет перебраться в ту же Испанию, осесть в какой-нибудь провинциальной дыре, где-нибудь в Малаге или в Севилье, а дальше видно будет.

Вытащив из кармана сложенную вчетверо бумажку с нацарапанными на ней цифрами, он снял телефонную трубку и набрал номер. Голос фотографа Цыбульский узнал сразу.

— Я готов встретиться с вами, — сказал Цыбульский. — Но «Интерконтиненталь» — место фривольное. Важные деловые разговоры там вести не принято.

— Я готов встретиться там, где вам будет удобно, — ответил Буряк.

— Вы хорошо знаете Варшаву? — спросил Цыбульский.

— Вполне.

— Тогда ждите меня перед главным входом во Дворец культуры и науки со стороны Маршалковской, в девять вечера. Там есть две скульптуры, Адама Мицкевича и Николая Коперника, стойте между ними. Во Дворце я знаю один ресторанчик, тихий и спокойный. Там мы сможем поужинать и обсудить дела.

— Хорошо, в девять буду там.

В одиннадцать утра Колчин начал наблюдение за «Приютом милосердия». Он поставил микроавтобус «шевроле-астро» на противоположной стороне улицы, перебрался с водительского места в пассажирский салон. Заняв широкий, удобный диван, открыл банку «Спрайта» и распечатал пакет с сухим печеньем, приготовившись к долгому, возможно, бесплодному ожиданию.