Поэтому я позволяю трогать себя. Прижимаюсь к нему и чувствую каждую частичку его тела. Провожу руками по его плечам и груди, бедрам в поисках какого-нибудь оружия или шприцев. Когда поднимаюсь вверх по его телу, он сжимает мои бицепсы.

Сверлит меня своими убийственными голубыми глазами. Его пристальный взгляд проникает прямо сквозь мою кожу.

— Я пришел сюда не для того, чтобы причинить тебе боль, — говорит он, понимая, что я делаю под видом соблазнения.

Я выгибаю бровь.

— Просто проверяю, — насмешливо говорю я, напоминая ему о том случае, когда он пытался пронести нож на бой ММА. Мой взгляд перемещается на повязку вокруг его руки.

Он замечает мой интерес.

— Последствия огня, — в его тоне сквозит двусмысленность.

Он отводит нас в сторону кабинки ди-джея, где прижимает меня спиной к стене. Кладет ладонь у меня над головой, прижимается к моему телу, как будто мы просто ведем увлекательную беседу.

Я изучающее смотрю на Алекса. Он одет в джинсы и серую рубашку на пуговицах с длинными рукавами. Практически сливается с остальными. Алекс всегда умел хорошо прятаться.

Его волосы стали длиннее. Нечесаные и спадают ниже ушей. Ненавижу, что мне кажется это сексуальным. Его телосложение немного изменилось; более подтянутое, как будто он тренировался так же усердно, как и я, готовясь к воссоединению.

Он подносит забинтованную руку к моему лицу, его пальцы замирают, затем он касается прядей, выбившихся из прически.

— Я рад, что ты оставила волосы светлыми, — говорит он.

— Во что мы играем, Алекс? — я перехожу к сути.

— Между нами нет игр, — он восхищенно поглаживает прядь волос. — Просто встреча тел, которые оказывают равное воздействие друг на друга, вызывая обмен импульсами, энергией, — он двигается ближе, чтобы продемонстрировать свою точку зрения. — Проще говоря, столкновение.

И правда. С самого первого момента нашей встречи мы врезались друг в друга.

— Это физика, — продолжает он. — И ты — единственное тело, с которым я хочу столкнуться. Ты — сила, моя сила. Олицетворение мощи и необузданной энергии.

Я выдерживаю его проницательный взгляд, пока клубные басы вибрируют вокруг нас.

— Ты уничтожил свою богиню, Алекс, — говорю я. — Ты убил ее душу. Сломал. Теперь восстанови ее.

Я должна чувствовать себя глупо, говоря загадками, но с Алексом можно только так. Надо убедить его отменить процедуру, и надеяться, что он не причинит мне больше вреда… потому что какой у меня выбор?

Я либо позволю ему потенциально поджарить мой мозг, либо буду вечно жить в ловушке в этом аду.

А этого я сделать просто не смогу. Так или иначе, все должно закончиться.

— Нет, ты идеальна, — говорит он, проводя пальцами по моей шее. — Сейчас у тебя идет кровь, ты чувствуешь рану. Воплощаешь каждую до боли прекрасную эмоцию. Ты гораздо больше, чем богиня, ты — то, чему завидуют богини.

На мгновение у меня перехватывает дыхание, затем я стряхиваю оцепенение. От нетерпения мои руки сжимаются в кулаки, я сдерживаю желание его избить.

Он подтвердил, по крайней мере, одно мое подозрение; он преследовал меня. Он видел, как я борюсь сама с собой. Но сейчас я не чувствую ничего, кроме жгучего гнева и непреодолимого желания причинить ему боль.

Его большой палец касается моей нижней губы, и в глубине его глаз горит темный голод.

Отворачиваюсь.

— Так ты хочешь сказать, что понятия не имеешь, как изменить процедуру? — я издевательски смеюсь, зная, что это ранит его самолюбие. — Что же это за ученый, который не знает, как отменить свое собственное лечение?

Он сжимает мою челюсть и прижимает мое лицо к своему, оставляя синяки.

— Я знаю, что ты делаешь. Эта заезженная пластинка не заиграет. Даже если бы был какой-то способ обратить процесс вспять, я бы никогда этого не сделал.

Я облизываю губы и улыбаюсь.

— Помнишь, в чем я поклялась? Твоя процедура не повредила ту часть моего мозга, которая жаждет мести.

Его губы растягиваются в дьявольской ухмылке, рука скользит вниз, чтобы обхватить мое горло, и я вижу в нем хищника, с которым никогда раньше не сталкивалась.

— Мы можем драться, — говорит он, — или можем трахаться. Выбирай сама. Ты же искала меня. Лично я предпочитаю последнее, но хочу ощущать твои руки на своем теле любым способом.

Дурные предчувствия пронизывают мой позвоночник. Это не тот Алекс, которого я оставила в горящей хижине.

Когда я не отвечаю, он предупреждающе сжимает меня крепче, его прикосновение воспламеняет мою кровь, как горящая спичка керосин. Он двигается и нежно целует меня в челюсть, проводя языком по коже. Мое тело восстает и сдается одновременно, сбивая с толку.

— Теперь, когда есть возможность, я хочу сделать с тобой так много вещей… заставить тебя чувствовать, — его слова опаляют кожу.

Мои веки закрываются, как будто я могу отгородиться от него, отключить рецепторы. Когда он отстраняется, я стоически открываю глаза.

— Ты изменился, — говорю я.

Черты его лица темнеют, когда он холодно оценивает меня.

— Вот что делает любовь. Ты изменила меня, сделала другим человеком.

Любовь.

Это слово в его устах — оружие.

Из всех стихотворений и сонетов, которые я читала, я ни разу не представляла себе влюбленного героя, пытающегося уничтожить объект своей привязанности. Я никогда не понимала, что читаю, ни глубоко, ни на интуитивном уровне.

Но, возможно, эти писатели никогда не поймут, что я ощущаю, когда смотрю в глаза Алексу. Может быть, есть какой-то более глубокий уровень любви, который выходит за рамки стихов и сонетов. Темная любовь, которая настолько сводит с ума, что ты жаждешь уничтожить то, что любишь, лишь потому что очень сильно хочешь.

Такая любовь, что не оставляет выбора.

Но не та, о которой кричат рыцари в сияющих доспехах.

Видимо, вот каково это — когда тебя любит злодей.

— Ты тоже изменилась, — говорит он, благоговейно поглаживая большим пальцем мой подбородок. — Поэтому я должен был быть лучше, стать чем-то большим ради тебя.

Я не знаю, на что похожа настоящая любовь, мне не с чем сравнить. А знает ли кто-нибудь по-настоящему, раз уж на то пошло? Но если это любовь… значит, это мерзкая болезнь.

Клуб освещается тускло-голубым светом. Мой взгляд прикован к участку кожи возле его глаза. Я тяну руку и провожу пальцами по его виску, ощущая грубый шрам. Отодвигаю его волосы в сторону, смотря на поврежденную кожу. Рана свежая.

Моя грудь сжимается, воздух покидает легкие. Я узнаю следы от ожога, потому что у меня такие же. Опускаю руку. Мой разум погружается в темноту.

Он хватает меня за запястье и удерживает