– А благодаря Первому из магов у меня теперь есть еще и друзья из-за Кринны. Тебе пока не доводилось встречаться с Жильцом Курганов?

– Нет, но у меня есть чувство, что это имя само намекает, чего от него можно ожидать.

– Помнишь Стучащего Странника?

– Вспоминаю без удовольствия.

– По сравнению с Жильцом Курганов он кажется полным жизни и веселья.

– И приводить подобных людей на Север теперь считается благоразумной затеей?

– Это был не мой выбор. Если тебя беспокоит, что они могут здесь устроить, я бы на твоем месте обсудил это с твоей подружкой Рикке.

– У меня будет такая возможность?

– Когда мы двинемся на Карлеон.

Клевер вздохнул, выпустив облако пара.

– Я боялся, что ты это скажешь.

– Я было решил, что моя работа закончена. Что настало время задрать ноги кверху и оставить плетение заговоров следующим поколениям. Но знаешь что? Кажется, я вполне доволен, что судьба призывает меня спасти Север еще раз.

– А, то есть ты в данном случае выступаешь героем, да?

– Как человек, которому довелось исполнять роли и героя, и злодея, уж ты-то, Йонас Крутое Поле, должен знать лучше любого другого: герой тот, кто побеждает. – И Кальдер улыбнулся, глядя на все эти огни. Из уголков его глаз разбежались глубокие морщинки. – Пожалуй, у меня еще найдется пара-другая хитростей, чтобы поучить Хитрую Рикке. Без сомнения, она знает свое дело, но я слышал, что она начала делать ошибки. Вроде бы у них вышла небольшая размолвка с Гвоздем?

– Ну, видишь ли, он ведь из тех ублюдков, с которыми люди начинают ссориться с момента первой встречи… А ты много всего слышишь.

– В этом деле главное – уметь слушать. – Кальдер удовлетворенно вдохнул холодный вечерний воздух и со вздохом выпустил. – Вот здесь была рождена мечта моего отца. Единый Север! Единая нация, под рукой одного короля. Глупость моего идиота-братца не смогла остановить эту мечту. Глупость моего идиота-сына тоже ее не остановит. Даже Ищейка не смог ее остановить, хотя за ним стоял весь Союз! И его дочка уж и подавно не сможет, какой бы у нее там ни был взгляд, Долгий, короткий или какой-нибудь еще.

– Мне бы надо привести моих людей в тепло, – сказал Клевер. – Они там, в лесу, возле…

– Их уже окружили и разоружили.

– Да?

– Да.

– Хм-м… – Клевер задумчиво почесал свой шрам, борясь с желанием спросить, доживут ли они до завтрашнего дня.

В любом случае Кальдер понял, о чем он думает:

– Не беспокойся, я велел обращаться с ними как с гостями. Я не мой брат и не мой сын. Я не ломаю вещи, которые могу использовать. Вообще, можешь ни о чем не беспокоиться – кроме одного вопроса.

– Где бы тут поссать?

– На чьей ты стороне?

Клевер надул щеки. За всеми этими напыщенными позами и ненужными усилиями, пока Стур был у власти, он успел забыть, насколько опасным ублюдком может быть Черный Кальдер. Мыслители, они такие – пока твой взгляд прикован к бойцам, они подкрадываются к тебе сзади. Конечно, он хотел совсем не этого. Но когда он получал то, что хотел?

– Н-ну, если уж я такой чертовски надежный… – Клевер поглядел на долину, на все эти огни, расстилавшиеся вплоть до дальних холмов. – Ты уже и сам это знаешь.

– Единственным объяснением вашему поражению может быть измена! – вопил Суорбрек, молотя кулаком по перилам.

У Лео в прошлом была битва, проигранная вопреки всем преимуществам, так что ему приходило на ум множество других объяснений. Беспечность, самонадеянность, доверчивость, нерешительность, плохая погода, некомпетентные союзники, неудачное стечение обстоятельств… Или, к примеру, тот факт, что когда наконец нашлись деньги на то, чтобы послать армии новые сапоги, Ризинау распорядился, чтобы солдат вместо этого снабдили сборниками его статей. С предисловием Суорбрека.

Однако измена была единственным объяснением, которое хотел слышать Народный Суд.

– Я сделал все, что мог, для победы, сэр! – рявкнул генерал Белл. – Я хотел сказать, гражданин. Вы не найдете более преданного человека, чем я!

– В точности то, что мог бы сказать предатель! – завизжал Суорбрек, и пьяная публика на галерее поддержала его одобрительными возгласами, словно толпа на боксерском поединке в трущобах.

Лео был свидетелем того, как его превратили из сержанта Белла в генерала Белла после того, как Судья захватила власть. Красный от гордости, он стоял на том же самом месте, где его сейчас судили. Он получил чин командующего Народной Армией, ни дня не прослужив офицером. Мундир Бринта плохо ему подходил, а служебные обязанности Бринта – и того хуже. Однако, невзирая на это, представители наполнили купол своими сентиментальными аплодисментами и хлопали его по спине, когда он шел вверх по проходу сражаться с лорд-маршалом Форестом и его роялистами. Уже тогда можно было догадаться, чем это закончится. Лео, во всяком случае, догадался. Но со времен Великой Перемены видимость играла более важную роль, чем реальность. Впрочем, Савин сказала бы, что так было всегда.

– Насколько я слышал, – пробормотал Лео, – этот человек был лучшим сержантом в армии.

Гловард печально кивнул:

– Серьезный, осторожный, заботливый, почти лишенный воображения. – Он будто описывал самого себя.

– Качества, ужасные для генерала, – пробормотал Юранд.

– Насколько я понимаю, вы служили под началом знаменитого роялиста лорд-маршала Фореста? – Суорбрек произнес это имя с насмешкой, словно Форест был каким-то мифическим чудищем, в которое никто из взрослых не верит. – В битве при Осрунге, где он носил звание старшины? И во время войн в Стирии, когда он благодаря покровительству короля начал продвигаться по служебной лестнице?

Белл заморгал, глядя на скамьи, но теперь сентиментальных аплодисментов не было слышно.

– Это так, но…

– Вы хорошо его знали?

– Все в армии его знали.

– И относились к нему с почтением?

– Разумеется, он ведь… – Белл слишком поздно заметил ловушку. Его лицо стало еще краснее, чем когда он получил свое роковое повышение. – Ни у кого не было причин его не уважать. Никто не мог бы сказать про него худого слова!

– Восхищение! – взвизгнул Суорбрек. – Восхищение одним из самых непреклонных и коварных врагов Великой Перемены! Человеком, который проливает союзную кровь на союзной земле, чтобы снова посадить нам на шеи эту змею Орсо!

И он указал на короля своим вечно трясущимся пальцем.

Ризинау сажал Орсо на все более низкие кресла. Судья пошла еще дальше и стала на время заседания суда запирать его в клетку. Все, чего ей удалось этим добиться, – это придать ему некое подобие скандального достоинства. Его сардоническая улыбка как бы спрашивала, каким трусом надо быть, чтобы бояться такого труса, как он.