30 июля Аннабелла энергично пошла в наступление: «Пока ты не поймешь, что в действительности он был тебе плохим другом, ты не сможешь думать верно… Прости его, желай ему счастья, но избегай соблазна вновь стать его близким другом…» Августа должна была в своих письмах брату «наставлять его, но не успокаивать и не поощрять его, избегая всего (вероятно, тут Аннабелла вспомнила секретный код в виде крестиков в письмах Августы. – Л.М.), что может помочь укоренению его дурных мыслей… Позволь также предупредить тебя о легкомыслии и всякой вздорной чепухе, которую он обожает, потому что это мешает ему думать о серьезных вещах…».

Августа соглашалась со всем, причиной чему была ее подавленность. Бедная женщина начала сомневаться в истинной ценности своих добрых порывов и выискивать разные грехи, которые якобы были у нее на совести. Прилив набожности столкнулся с ее настоящими чувствами.

Тем временем у Байрона были другие занятия. Мадам де Сталь прислала ему экземпляр романа Каролины Лэм «Гленарвон». Байрона не обеспокоил его собственный портрет в книге. Позже он писал Муру: «Мне кажется, что если автор написал правду и ничего, кроме правды, то приключения от этого станут еще более романтическими и захватывающими. А что до сходства, то оно не может быть полным, потому что я никогда не мог долго высидеть для портрета».

Шелли вернулись из Шамуни 27 июля. Следующие две недели они, как прежде, вместе катались на лодке и по вечерам собирались на вилле Диодати. Однако кое-что изменилось. Если раньше Шелли и Мэри ни о чем не подозревали, то теперь они знали о беременности Клер. Шелли был готов помочь ей всем, чем возможно, однако по своим принципам – он уехал от жены, которую не любил, и остался с Мэри – не мог осуждать Байрона за нежелание жениться на Клер. Шелли вместе с ней направился на виллу, чтобы все откровенно обсудить. По словам Клер, Байрон «предложил отдать ребенка под опеку миссис Ли. Я возразила против этого по той причине, что ребенку по крайней мере до семи лет нужна родительская забота… Он согласился и сказал, что тогда ребенку лучше жить с ним… Меня будут называть тетей, и я смогу видеться с ребенком, не причиняя вреда ничьей репутации».

Байрон тщательно избегал встречи с Клер наедине, и она всегда приходила на виллу с Шелли. 14 августа приехал Мэттью Грегори (Монах) Льюис, а 16-го Байрон отправился с ним в Ферне для осмотра дома Вольтера. С этого времени по вечерам на вилле собирались одни мужчины. Шелли приходил один, но Байрон отдавал дань уважения дамам, изредка заглядывая в дом Шелли.

В своей добродушной и откровенной, но совершенно бестактной манере мадам де Сталь вновь наступила на старую рану Байрона, заметив, что примирение с женой еще возможно. Байрон согласился написать письмо с выражением любви к Аннабелле, но не надеялся, что эта попытка будет успешной. Насколько изменчивы были его чувства к жене, может подтвердить тот факт, что он начал писать повесть, плохо прикрытую аллегорию на свой неудавшийся брак, а когда услышал о болезни леди Байрон, бросил повесть в огонь. И как всегда в тяжелые дни, он обратился за утешением к сестре. В конце августа он получил ее письмо, полное тревоги и сомнения, хотя и довольно поверхностное, потому что Августа не могла поведать брату, в какую зависимость от Аннабеллы она попала. В ответном письме он обвинил ее в том, что она «боится несуществующей опасности», и просил ее «успокоиться и не испытывать ненависти к себе. Если ты хочешь кого-нибудь ненавидеть, то пусть это буду я, но лучше не надо – это убьет меня. Мы единственные люди в мире, которые не должны и не могут разлюбить друг друга».

Джон Кем Хобхаус и Скроуп Дэвис, которых Байрон ожидал увидеть в середине лета, приехали только 26 августа. Заходил Шелли, но Мэри и Клер не встречались с циничными друзьями Байрона. Клер была горько разочарована оттого, что при расставании Байрон не сказал ей ни одного ласкового слова. Но ее прощальное письмо только укрепило его решимость и убедило не поддаваться на ее уловки. Клер писала: «Прощай, мой милый лорд Байрон. Не смейся и не улыбайся с гордостью, потому что это письмо написано мною в слезах… Милый, я буду любить тебя всю жизнь и никого, кроме тебя, помни, что моя любовь всегда рядом…» Но Клер больше не получила ответа от Байрона. Вся переписка проходила через Шелли.

Шелли, Мэри и Клер уехали в Англию 29 августа. Байрон вручил Шелли рукописи (переписанные Клер) третьей песни «Чайльд Гарольда», «Шильонского узника» и других коротких поэм, сочиненных летом. В тот же день Байрон, Дэвис, Хобхаус и Полидори отправились в Шамуни. На одном из постоялых дворов Байрон заметил, что Шелли, останавливавшийся здесь в прошлый раз, написал под своим именем по-гречески слово «атеист». Понимая, что это могут увидеть другие англичане, Байрон сказал Хобхаусу: «Как ты думаешь, я окажу Шелли услугу, если сотру это?» И он стал тщательно стирать написанное. Однако Шелли написал то же самое по меньшей мере на трех постоялых дворах, и английские путешественники, включая Саути, все видели и устроили скандал. После этой поездки Скроуп Дэвис направился в Англию, увезя с собой Роберта Раштона и несколько рукописей.

От своих гостей Байрон узнал несколько сплетен о себе, которые ходили на родине, и написал Августе письмо, чтобы успокоить ее: «…что до всех этих «любовниц», то, да поможет мне Бог, у меня была только одна. Не сердись, что я мог поделать? Глупая девчонка, несмотря ни на что, ездила за мной. Я исчерпал все доводы, пытаясь убедить ее вернуться домой, но наконец она уехала». Однако тоска Байрона была вызвана другими причинами: «…она (леди Байрон), а точнее, расставание с ней разбили мое сердце. Такое чувство, словно на него наступил слон». Если бы Байрон знал, на каких условиях его сестра переписывается с его женой, то ему стало бы еще тяжелее.

Несмотря на внешнюю податливость и данное леди Байрон обещание, Августа продолжала переписываться с братом. Она вела себя так неопределенно, что Аннабелла хотела встретиться с ней и услышать всю правду. 31 августа она ездила в Лондон и несколько раз виделась с Августой. Аннабелла добилась того, чего хотела. Она восторженно писала миссис Вилльерс: «Я увидела все, о чем могла только мечтать: ее покорность и вину. Она сама показала мне его письма к ней, которые она до этого скрывала только из-за обиды на меня. Это настоящие любовные письма, и она хочет знать, как заставить его прекратить писать…»

Миссис Вилльерс продолжила увещевать Августу. «Я сказала ей, – писала она леди Байрон, – что она не должна обмениваться с ним ни единым письмом, запиской или словом, не сообщив об этом вам, потому что вы будете ее ангелом-хранителем…» Августа, верная своему слову, писала Аннабелле: «…я горю желанием загладить все последствия… Буду писать Б. по вашему совету, мой ангел-хранитель!»

Байрон почувствовал, что кто-то или что-то удручает Августу, но полагал, что это происки Каролины Лэм, и даже и помыслить не мог, что его письма читает женщина, обладающая «непреклонными моральными принципами». Вероятно, в это время Байрон понял, что переговоры о примирении через мадам де Сталь ни к чему не привели, потому что печаль при известии о болезни жены сменилась злостью, и он сочинил горькие «Строки, написанные после известия о болезни леди Байрон», обвиняя Аннабеллу в «непреклонности» и называя ее «моральной Клитемнестрой своего супруга».