Албания, как и большая часть земель на Балканах, над которыми ему удалось установить контроль в 1270-е — начале 1280-х годов, имела для Карла I главным образом стратегическое значение. В остальном королю «его балканские владения принесли немного. Доходов с них едва хватало на содержание администрации». К тому же Карл придерживался на Балканах той же линии, что и в других своих владениях: не доверяя местной знати, он посылал туда в качестве войсковых командиров и гражданских администраторов своих доверенных лиц из числа французов или провансальцев, реже — итальянцев. Так, королевским наместником в Албании в 1272 году стал неаполитанец Гаццо Кинардо, а семью годами позже вся высшая военная и гражданская власть в Албании и на Корфу была по распоряжению короля сосредоточена в руках одного из близких сподвижников Карла, француза Гуго де Сюлли по прозвищу Le Rousseau — «Рыжий». Такая политика, которую Джин Дюнбабен с некоторой натяжкой называет «имперской администрацией», в рамках которой «люди, рожденные и воспитанные в одном владении, использовались для управления другим», могла быть эффективной лишь в краткосрочной перспективе. С течением времени она неизбежно приводила к трениям между анжуйскими администраторами и местным населением, прежде всего землевладельческой элитой. Это аукнулось Карлу на Сицилии и привело к ряду проблем и на Балканах, где к началу 1280-х годов часть влиятельных албанских родов, недовольных действиями Кинардо, де Сюлли и их подчиненных, стала склоняться к союзу с византийцами.

Балканская ситуация в целом, однако, была столь запутанной и переменчивой, что, помимо не стихающей вражды анжуйского «Льва» и константинопольского «Змея», в ней почти не существовало каких-либо постоянных факторов. Союзы заключались и распадались в зависимости от сиюминутных интересов и расстановки сил на данный момент. Так, Иоанн Дука Фессалийский, враждовавший со своим братом Никифором I Эпирским, в 1272 году выдал свою дочь за племянника Михаила VIII, заключил с константинопольским василевсом союз и получил от него почетный титул севастократора[158]. Это не помешало ему вступить в союз с франкскими государями Балкан, в частности герцогом Афинским, в 1275 году нанести армии Палеолога болезненное поражение, а затем, временно помирившись с братом, договориться о союзе против Византии с Эпиром, Сербией, Болгарией и, наконец, с Карлом Анжуйским. В то же время в религиозной политике Иоанн придерживался ортодоксальной линии, резко осуждал унию с Римом и даже собрал в 1277 году собственный церковный собор с участием монахов с горы Афон. На этом соборе Михаил VIII, патриарх Иоанн Векк и римский папа были преданы анафеме.

Карл Анжуйский чувствовал себя посреди этих политических хитросплетений довольно уверенно. Убедившись к середине 1270-х годов в том, что победить Палеолога в одиночку будет, судя по всему, невозможно, король начал выстраивать мощную антивизантийскую коалицию. К участию в ней Карл решил привлечь правителей Сербии, Болгарии и Венгрии, с тем чтобы раздавить Византию, одновременно обрушившись на нее с запада и севера. Как отмечает Димитрий Оболенский, «правители [этих государств], и пальцем не шевельнувшие, чтобы помочь Византии, когда на нее напали крестоносцы, оказались очень даже готовы присоединиться к коалиции, организованной против Михаила VIII Карлом Анжуйским». В случае с Венгрией дело не ограничилось тактическим союзом. Карл договорился с королем этой страны Белой IV о двойном браке: его младшая дочь Елизавета вышла замуж за внука Белы — принца Ласло (будущего Ласло IV Кумана[159]), а старший сын и наследник сицилийского короля Карл (будущий Карл II Хромой) взял в жены сестру Ласло, Марию.

Если первый из этих браков остался бездетным, то второй положил начало венгерской линии Анжуйского дома, представители которой правили в XIV веке Венгрией и Польшей. Оба брака были заключены в 1269–1270 годах, когда все четыре королевских отпрыска были еще детьми. С политической точки зрения, однако, союз с Венгрией не принес Карлу I тех немедленных плодов, которые от него ожидались. Междоусобицы, охватившие страну в правление Ласло IV, вступившего на престол несовершеннолетним, не позволили Венгрии принять заметное участие в действиях против Михаила VIII. Те же проблемы были и с Сербией: ее король Стефан Урош враждовал с собственным сыном Стефаном Драгутином; вдобавок он конфликтовал с Венгрией. Однако в 1276 году Драгутин одержал победу и сверг отца, заняв трон. Это сыграло на руку Карлу Анжуйскому, поскольку новый король был последовательным противником Палеолога.

Тем временем из Рима начали одна за другой поступать новости о переменах на папском троне. После того как в начале 1276 года скончался неуступчивый Григорий X, кардиналы, наученные горьким опытом конклава 1268–1271 годов, быстро избрали его преемника, савойского кардинала, ставшего Иннокентием V. Но тут вмешались высшие силы, и в течение 1276 года на папском престоле сменилось четыре понтифика. Папа Иннокентий правил пять месяцев и умер от болезней; его преемник Адриан V продержался лишь месяц, скончавшись от лихорадки; португальский кардинал, вступивший затем на престол под именем Иоанна XXI, протянул восемь месяцев, пока не погиб, наверное, самой странной смертью, которой когда-либо доводилось умирать римскому первосвященнику: на него рухнул потолок в одном из папских покоев. Через полгода, в ноябре 1277 года, новым понтификом был избран представитель одного из самых знатных римских родов — Джованни Гаэтано Орсини, принявший имя Николая III. Ему было суждено занимать престол св. Петра несколько дольше, чем трем его предшественникам. Папа Орсини был умным и весьма образованным человеком, правда грешившим непотизмом — он тут же принялся раздавать своим родственникам хлебные придворные должности. Для Карла Анжуйского, однако, опасность представляли политические планы папы Николая. Новый глава католической церкви, как и Григорий X, склонялся к укреплению Лионской унии, а значит, был склонен к дальнейшим переговорам с Михаилом VIII. Это крайне тревожило сицилийского короля, часто бывавшего в эти месяцы при папском дворе.

Николай III, в свою очередь, опасался могущества Карла, однажды — эти слова приводит хронист Гийом де Нанжи — заметив по адресу короля Сицилии: «Других мы можем уничтожить, но не его». Именно поэтому папа стремился использовать в качестве противовесов Карлу Анжуйскому как византийцев, так и короля Германии Рудольфа Габсбурга, мечтавшего о коронации императорской короной. С последним, однако, Карлу удалось договориться, полюбовно разрешив спор, возникший между ними по поводу Прованса и его отношений с императорской властью: «Рудольф признал Карла в качестве графа Прованского, но получил от него оммаж за это графство. Королевство Арелат[160] было реорганизовано, видимо без Прованса, и должно было достаться старшему сыну Карла, Карлу Салернскому, которому надлежало владеть им до тех пор, пока Карл Мартелл[161] и Клеменция не достигнут подходящего возраста».