Главные силы десантной группы Н.Е. Тарасова отступили от демянской дороги на юго-запад и были обнаружены авиацией фронта 2 апреля 1,5–1,8 км северо– и северо-восточнее Старой Ладомиры, в непроходимых трущобах хвойных лесов.

«Штаб Северо-Западного фронта. Курочкину.

Попытка прорваться через демянскую дорогу на болота Невий Мох успеха не имела. Отошел в район леса, 3 км северо-западнее Игожева. Люди крайне утомлены. Прошу питания рациям, перевязочного материала. Посадите санитарный самолет У-2 для Мачихина.

Латыпов, Тарасов, Дранищев».

– Прокладывайте лыжню на ту сторону болота Дивий Мох! – приказал комбриг Тарасов разведке Малеева. А исполняющему обязанности комиссара бригады Ф.П. Дранищеву рекомендовал заняться питанием личного состава. К тому времени в районе озера Гладкое была подготовлена посадочная площадка для приема самолетов.

Свой добрый век мы

прожили как люди

И для людей.

Георгий Суворов

Комбриг Тарасов и бригадный инженер Григорий Жгун, исполняющий обязанности начальника штаба, сидели на ворохе елового сушняка, накрытого плащ-палаткой. Перед ними – топокарта.

Командиры и комиссары стояли вокруг: Иван Тимошенко, рука на подвязке, Андрей Калиничев, Михаил Куклин, голова в бинтах, Георгий Лукин, Андрей Хуторной…

Докладывал Федор Тоценко. Рядом с ним, опираясь на толстую осину, комиссар 204-й ВДБ Дмитрий Никитин. Снял шапку, и ветерок шевелил его седоватые волосы. Плечо в плечо держались подполковник Латыпов и начальник особого отдела Борис Гриншпун. До них долетал хрипловатый говорок Тоценко:

– Основные силы нашей группы дислоцируются в районе Варыгиных хуторов и один-два километра южнее их. Личный состав уточняется, но не менее тысячи человек…

– Булдыгина нашли? – спросил Жгун.

– Похоронили в балке возле отметки 80,1. – Тоценко вопросительно посмотрел на Тарасова. Тот водил карандашом по карте. Лицо нахмурено. Луч солнца, проникший сквозь крону сосны, светлым пятном лежал на его мятой шапке.

Никитин подступил ближе к Тоценко, заглянул в его карту.

– В сторону Полы лыжни разведали?

– Малеев еще там, товарищ полковой комиссар. Прислал донесение: редкие заслоны обнаружил. Южнее Аннино, юго-западнее Залесья дорог нет и врага нет. Болота и низинные луга. Сломить противника возможно наличными силами. Между Аннино и Залесье широкое поле, а дальше на запад – мелкий березник, край болота…

Жгун, делая пометки на карте, уточнил:

– Лыжники пройдут без помех?

– В Михалево батарея тяжелых минометов.

– На выходе из леса, ближе к зимнику на Залесье, вышка с пулеметом, – заметил Никитин.

– Подорвать можно? – Тарасов устало глядел на карту.

– Не можно, а нужно, товарищ комбриг! – вмешался Гриншпун.

– Еще один стратег! – Тарасов вскинул голову, и луч солнца захватил его рыжеватую бороду. – Ты лучше поискал бы мерзавца, который завел в ловушку под Черной!..

– Ищем! И найдем! – сердито парировал укол Гриншпун.

– Проход удобен, товарищ комбриг, – дополнял Тоценко свой доклад. – Со стороны Аннино нужно отвлекающий удар…

Федор Иванович Тоценко замещал теперь начальника оперативного отделения штаба бригады и по-прежнему ведал всей разведывательной работой группы десантников.

– Дмитрий Пантелеевич, поглядите. – Тарасов повел карандашом по топокарте. – Если такими маршрутами между населенными пунктами Аннино – Залесье?..

Комиссар 204-й ВДБ внимательно осмотрел линии, стрелки, пометки и медленно сказал:

– Форсировать Ладомирку… Одолеть два зимника, прежде чем выберемся на чистое место прорыва… Укрепления на Ладомирке обнаружены, товарищ Тоценко?..

– Нияк нет, товарищ полковой комиссар. Заслоны на пересечениях. Патрули на зимниках…

Никитин ниже наклонился над картой, усеянной значками, цифрами. Сплошное зеленое поле, пронизанное синими жилками речушек, покрыто голубыми каплями озер и стариц. По ним, через них лыжникам бежать, тратя последние силы… Но иного выхода нет!

– Согласен, товарищ Тарасов. К своим пробиваться южнее отметки Дивен Мох. – Никитин вздохнул тяжело, с надрывом.

Тарасов и Жгун с Тоценно проложили маршруты заранее, но ждали уточнений со стороны начальствующего состава частей и подразделений. Из командиров батальонов не осталось в живых никого на Ладомирке, убиты командиры отдельных рот Серебряков, Павлов, Охота…

– Есть предложения на выход? – Тарасов и за ним Жгун поднялись. – Не слышу! Тогда слушайте боевой приказ. Четвертый батальон идет правым флангом, прикрывает группу со стороны Михалева и Аннино. Третий батальон – левый фланг. За вами, Лукин, уничтожение вышки с пулеметом. По центру идет Тимошенко, штаб, политотдел, все остальные службы и подразделения 204-й ВДБ. Начальнику штаба обозначить стыки, уточнить сигналы и азимуты сбора. Вопросы есть?.. Нет вопросов. Начало движения 23–00.

– Как там Мачихин? – Комбриг оборотился к Гриншпуну. Тот все еще сердито ворошил свои черные волосы и что-то шептал Латыпову, очевидно, жаловался на грубость Тарасова.

– Терпит комиссар, – коротко отозвался он.

– Надия на продукты е? – спросил Тоценко, складывая карту.

– Надежда на бога! – отрывисто кинул Тарасов и заговорил с Никитиным о состоянии подразделений 204-й ВДБ. Холодок отчужденности между руководством 1-й МВДБ и 204-й ВДБ не растопили боевые схватки в Игожево и на демянской дороге. Тарасов задавил в себе обиду и упрек, надеясь на быстрое расставание по выходе из тыла. Но по его действиям и настроению легко было догадаться: комбриг очень желает поскорее избавиться от непрошеного «довеска» в виде малоспособных подразделений воздушно-десантной бригады. Они остались без связи со своим штабом, без тылов и снабжения, как иждивенцы 1-й МВДБ. Комиссар Никитин болезненно переживал случившееся и старался не обострять отношений с командованием десантной группы.

А судьба лыжного десанта под Демянском клонилась к драматической концовке. В сверхпредельных испытаниях быстро и до конца раскрывался там человек, мера душевной его прочности.

Комиссар Александр Ильич Мачихин представал в глазах парашютистов в разных ракурсах, как определили бы кинематографисты.

«Александр Ильич был выше среднего роста, лицо – кровь с молоком. Волосы черные, под «ежик». Курил трубку. Голос молодой, звонкий. Всегда подтянут. Хорошо ходил на лыжах. – Так описывает Мачихина москвич Степан Иванович Козлов. – В рейде обычно комиссар пробегал вдоль колонны, разговаривал с бойцами. «Давай, давай, славяне, не отставать, скоро привал». Говорил он со всеми уважительно и требовательно. Любил самостоятельность. В критических ситуациях действовал решительно, не остерегаясь последствий, без оглядки на начальство. Я поражался его самообладанию и уверенности в своих силах, убежденности в правоте своих поступков».