— Ты что, не хочешь попытаться спасти свою жизнь? — Борха улыбается и продолжает давить на парня. — Я, например, хочу.

Логан не отвечает. Зато вмешивается Нико.

— Борха, ты просто хочешь выиграть голосование. Но даже это у тебя не получается.

— Четыре против двоих, — подводит итог Борха. — Не сказал бы, что я проигрываю.

— Черт возьми, неужели я внезапно оглох? — Нико в комическом ужасе хватается за ухо. — Я пока что насчитал троих против двух. И не слышал мнения Кармелы.

— Мы с Кармелой уже все обсудили. — Борха лжет, глядя девушке в глаза. — Мы уходим.

— Я и сейчас не слышу ее решения, — замечает Нико.

Наступает тишина. Все смотрят на Кармелу.

— Я, в общем… — Кармела сама себе поражается: именно пристальный насмешливый взгляд Логана из угла заставляет ее собраться с силами. — Я никуда не ухожу. Мандель сказал, чтобы мы собрались здесь, потому что нашел для нас какие-то способы сохранить себя. Быть может, мы их не обнаружим до… до наступления очередного пика, однако… те, кто останется здесь… еще смогут попытаться.

— Даже мой отец не выразился бы лучше, — восхищается Нико. — А мой отец умел выражаться очень емко. Так что, Борха, сам видишь: ничья, приятель. Берите машину и уезжайте втроем: ты, Фатима и Серхи. А мы остаемся.

— Нет, я передумала. — Фатима показывает на Борху. — С этим перцем я не поеду.

— Вот как, Борха, я вижу, ты потерял один голос. — Нико поднимает сумку с продуктами. — Кто-то еще хочет поесть? Ах, прости, Серхи, ты не закончил…

Толстяк никого не слушает: он неторопливо подбирает кружки колбасы с бумажной тарелки, лежащей на его мощных бедрах, и вдумчиво их заглатывает. Посмотрев на эту картину, Фатима качает головой и поворачивается к Борхе. Она улыбается биологу, словно утешая проигравшего.

— Ой, да как же ты смотришь на Кармелу, неужели бедняжечка не может иметь собственного мнения, че?

— Да, — чуть слышно отвечает Борха. — Конечно, она может иметь собственное мнение.

— Если бы Серхи вот так на меня посмотрел, я бы с него очочки сбила одной оплеухой! — Фатима утробно смеется. — Правда, Серхи? Ты слышал? Серхи, кончай жрать и отвечай, я с тобой разговариваю! — Девушка неожиданно хватает его тарелку и швыряет в стену. Раздается такой вопль, как будто аргентинка все это время хранила в себе Фатиму взрывчатую, а Фатима смеющаяся была только лишь маской. — Кончай жрать и слушай меня! Жирный придурок!

Серхи реагирует не сразу, но через несколько секунд он встает и принимается вдумчиво собирать разбросанные по полу ломтики колбасы, которые до сих пор не попали ему в рот. Когда парень наклоняется к стене, рубашка от пижамы поднимается, обнажая широкую полосу белой дряблой плоти. Затем Серхи снова усаживается на свое место и возвращается к трапезе. В комнате слышен только плач Фатимы. Хмурый Логан не отводит взгляда от своих грязных израненных ног.

— Все, я закончил, — с улыбкой объявляет Серхи, вылизав тарелку. — Очень вкусно. Фати, не плачь… Лучше поесть и быть счастливым.

— Оставь меня в покое! — Плач девушки перерастает в рыдания.

Кармела между тем размышляет над словами Манделя. Но все впустую. Какие еще «факторы затухания»? Как их найти? А потом она слышит шепот Борхи:

— Мы можем поговорить вдвоем и не здесь, Кармель? — Борха склонился к самому ее уху. — Пожалуйста.

Наверное, совсем уже скоро — и, быть может, навсегда — ее желания, как и желания любого человека, перестанут вообще что-то значить. Еще один спор с Борхой, может быть, последний — что с того? Так или иначе, это хорошая возможность с ним попрощаться, решает Кармела.

Извинившись, парень с девушкой переходят в лабораторию. Борха сразу же закрывает дверь. Кармела не успевает подготовиться к удару. Борха тоже действует непродуманно: он бьет с размаху, снизу вверх, тыльной стороной ладони, как часто делал в дни их совместной жизни: одна сухая пощечина, от которой подкашиваются ноги. Прежде чем девушка успевает закричать, Борха той же рукой зажимает ей рот и толкает к стене; потревоженные крысы бегают по клеткам. Руки у Борхи не такие большие (совсем не такие), как у Нико, и даже не такие, как у Логана или Серхи. Пальцы его, наверное, никогда не работали с чем-либо более тяжелым, чем клавиатура компьютера или электронные планшеты. Но Кармеле хорошо известно, сколько в них таится агрессии. Борха без труда затыкает ей рот. Прижав другой рукой и весом собственного тела, он удерживает ее в неподвижности. Оба задыхаются, но через рот дышит только он.

— Радость моя, — шепчет Борха, — давай-ка внесем полную ясность. Никогда — повторяю: никогда — больше не ставь меня в дурацкое положение при других. Тебе ясно?.. Да? Я спрашиваю, хорошо ли ты меня поняла. — Девушка кивает. Борху такой ответ только заводит. — Кармель, Кармель… Посмотри на меня… Все это время ты упорно старалась доказать, что можешь прожить без меня. Я тебе не мешал, но оба мы знаем, что это неправда. Не важно, что я с тобой делаю или сколько — тебе всегда хочется больше… Это сидит в тебе, не во мне. Ты меня вынуждаешь. — Кармела вспыхивает, глаза ее закрыты. — Не плачь. Я сейчас уберу руку с твоего рта. Потом мы вернемся к остальным, и ты скажешь — скажешь с улыбкой, — что я был прав и что мы уезжаем. Кто захочет с нами — ради бога. Я все объяснил доходчиво, потаскушка?

Еще один кивок. Борха отводит руку ото рта, но продолжает прижимать девушку к стене. Кармела чувствует боль от удара, но еще больнее ей оттого, что она не может ему отказать.

— Хорошая девочка.

— Отпусти меня!

— Тсс. Как полагается просить? — Борха через свитер оглаживает ее плечи.

— Пожалуйста…

Их всегдашний ритуал. Кармела едва может в это поверить. Когда Борха наконец отстраняется, девушка чувствует глубокое отвращение к самой себе. Стандартные реакции на стандартные стимулы. Она даже вспоминает о видеопослании Манделя: взаимосвязанные модели поведения без видимой причины. Никто не в силах контролировать или менять свое поведение. Эта мысль Кармелу не утешает, но придает новых сил, и перемена отражается в ее взгляде. Сколько времени у них осталось? — спрашивает себя Кармела. Полчаса? Один час? Четыре? В любом случае достаточно, чтобы Борха не забрал с собой в могилу свою маленькую победу. Кармела, все еще прижатая к стене, смотрит ему в глаза:

— Борха, я не поеду. Делай со мной что хочешь… Не поеду…

Никто из двоих не замечает, что в дверь просунулась голова. Это Серхи. Он прикрывает рот широкой ладонью.

— Ой, простите. Честно-честно, я не хотел вам мешать. Но дело в том… Фати совсем разнервничалась… И ты, Кармела, уж точно сумеешь ее успокоить лучше, чем я.

Кармела снова кивает, болезненно морщась. Борха смотрит угрожающе, но позволяет своей жертве уйти: она-то знает, что Борха не любит выражать свой гнев при свидетелях.

— Что с тобой? — допытывается Серхи. Девушка, чуть не плача, мотает головой. — Я не хотел вам мешать, но мне нужно, чтобы ты помогла Фати. Она такая чувствительная…