Запахло уже керосином. Возникла потребность бросить на кон козырной туз. Никакого туза у Агнессы не было, но, раз обстоятельства требуют, фантазия заработала снова. Пришлось прибегнуть к мерам поистине чрезвычайным.

Агнесса Витальевна Жмур внезапно тяжело заболела. До такой степени тяжело, что даже название ее болезни вслух не произносилось. Ни ею самой, ни ее близкими. Больна — и все… Притом почти неизличимо… По логике вещей (просчитать это было несложно) тяжкая болезнь наследницы должна была всполошить всех, кому она задолжала, побуждая их презреть сострадание и тотчас потребовать деньги назад. Такой вариант имелся тоже в виду и был упрежден завещанием, которое заверил приглашенный на дом нотариус (закон предусмотрел для умирающих такую возможность).

Вот его текст.

Составленное в точном соответствии с надлежащими нормами наследственного законодательства и заверенное нотариусом, завещание было отправлено в копии всем, кто проявлял особое нетерпение. И сработало так, как было задумано. Аргумента сильнее нельзя было придумать: кто же позволит себе кощунственный обман на смертном одре!.. Коллега рассказывал мне, что все сопричастные просто молились за выздоровление благородной Агнессы Витальевны. Иные даже не в переносном — в буквальном смысле, хотя моления в те годы еще не стали приметой быта.

Голос страждущих был услышан на небесах. С той же внезапностью, с какой она заболела, Агнесса поправилась. Оказалось, что и неизлечимые болезни тоже излечимы. Могла бы, наверно, еще что-то придумать, если бы снова возникло ЧП. Но ничему возникать не пришлось. Пирамида, которая строилась с таким виртуозным тщанием и так долго держалась, рухнула от легкого дуновения ветерка.

Терпению одной из клиенток, причем самых последних, которая ждала заветного не так уж и долго, пришел конец через несколько месяцев. При том, что никаких подозрений Агнесса так и не вызвала. В добросовестности ее она не усомнилась. Хотела лишь одного: знать, когда же придет пора получить импортный мебельный гарнитур. Вселившись обычным способом в новую кооперативную квартиру на Юго-Западе Москвы, она решала житейскую проблему благоустройства: можно ли начать выкидывать старую мебель или пока подождать. От ответа о точной дате Агнесса несколько раз уклонилась. Пришлось действовать самой.

Просьба, с которой взволнованная клиентка пришла к дежурному адвокату одной из юридических консультаций, была из самых простейших. Она хотела направить запрос Внешпосылторгу, чтобы тот внятно ответил, как скоро будут оформлены права на наследство, полученное гражданкой Жмур А. В., поскольку этим задеты и ее интересы. Сознавая, что на ее личное письмо (постороннего человека!) Внешпосылторг вряд ли ответит, она попросила сделать запрос от юридической консультации — с никого ни к чему не обязывающей мотивировкой столь необычного обращения: «в связи с рассмотрением в суде гражданского иска».

Услышав рассказ кандидатши на мебельный гарнитур, адвокат — едва вступившая в коллегию совсем молодая женщина — сразу поняла, что речь идет о заурядной (не знала масштабов) афере, и предложила обратиться не во Внешпосылторг, а сразу в милицию. Это предложение было отвергнуто категорично. Клиентка своими глазами видела и письмо Подгорному, и предсмертное завещание Агнессы, так что никакого сомнения в добросовестности одесской наследницы у нее быть не могло.

Адвокатесса пожала плечами, молвила: «Ваше дело» и отправила тот запрос, о котором клиентка просила. Не один, точнее, а два: во Внешпосылторг и в Инюрколлегию — организацию, имевшую в советские времена монопольное право заниматься делами о зарубежных наследствах. И где-то дней через десять, один за другим, пришли ответы аналогичного содержания: никакого оформления наследства гражданки Жмур А. В. не производится за отсутствием такового.

Дальше была рутина: обыски, выемка денег, арест, поиск и вызов всех одураченных, долгое следствие, материалы которого составили восемнадцать томов. Ветеран Жмур слег с инфарктом: так и не смог врубиться, кто кого обманул — жена своего супруга, а заодно и десятки людей, или клиенты, нетерпеливые и неблагодарные, наклепавшие на Агнессу ложный донос. От тяжкого стресса несколько месяцев не могла оправиться Тамара. Большая беда пришла в дома и многих наших сограждан. Как подсчитало следствие, обманутым — общим числом двадцать семь, не считая счастливчиков, успевших вовремя вернуть свои деньги, — Агнесса задолжала свыше двухсот девяноста тысяч рублей (их могло бы хватить, без доплат, на двадцать новеньких «Волг»), а нашли в ее тайниках только четыре тысячи с хвостиком. Куда делись все остальные, незаметно потратить которые в тогдашних условиях не мог ни один человек, так и осталось загадкой. Пришлось поверить на слово: все ушли на разъезды и на банкеты.

Агнесса держалась стойко и уверенно, страстно отвергая возведенную на нее клевету и представив себя не обманщицей, а обманутой. Не преступницей, а жертвой. Она утверждала, что извещение о наследстве лично получила по почте и сама поверила в его достоверность, не имея никаких оснований в нем усомниться. Ибо дядюшка, продолжала она, в Америке был — это можно проверить. И наследство мог ей оставить.

Мог быть, конечно, и дядюшка, могло быть и наследство. Но — не было. Ничего проверять не стали: и следствие, и суд эти ходатайства отклонили. Зачем проверять? Ведь и экспертиза, и Лайма, которую тоже нашли (ее показания есть в деле, я их читал), объяснили вполне убедительно, как и что на самом деле произошло.

И был приговор: пять лет лишения свободы.