Отчаянные головорезы, то и дело получавшие небольшие подкрепления, какое-то время продолжали перестрелку, укрываясь за мертвецами и штабелями грузов. Но чем дальше, тем сильнее соотношение складывалось не в их пользу. На каждый их ствол отвечало пять наших, а в скорости и удобстве перезарядки их дульнозарядные ружья сильно уступали. Русины не стояли столбами, благо штуцеры и пистолеты допускали стрельбу из любых положений, прикрывали друг друга огнем, использовали любое укрытие. При этом бой не распался на череду отдельных схваток, связи с подчиненными я не терял, невероятным образом сочетая отстрел самых наглых сквернавцев с управлением.

Помимо остатков грымской пехоты нам противостояла настоящая «солянка»: ополченцы в гражданском платье, одетые в шкуры бородачи с кинжалами, пистолетами и обрезами «дербанок», некоторое количество наемных стрелков и латников. Последние две категории и нанесли нам ощутимые потери, тогда как прочие лишь омыли кровью и укрыли телами каменистую землю.

Во время безумного штурма множество куланов и тягловых ящериц – довольно крупных зверюг – разбежались из загонов по лагерю, причиняя разрушения и усиливая неразбериху. От взрывов гранат загорелись палатки и временные постройки, выбрасывая в небо жирные клубы дыма. Враг был отбит, и солдаты занялись ранами друг друга и сбором трофеев. В стане сквернавцев царила неразбериха, усиленная прежними беглецами и немногими отступившими. Среди палаток и фургонов метались люди, то и дело кто-нибудь падал от ливня пуль дукаров и моих стрелков, засевших на крышах домов у трактира. Но, чтобы обезопасить наш отход, требовалась более серьезная преграда.

– Нужно больше огня, господин офицер! – выкрикнул Прохор.

– Дело говоришь! Будет нашим сигнал, а врагу урон! Поджигайте навесы и палатки!

В силу ряда причин удержать захваченный плацдарм не было никакой возможности, даже ограбить захваченные склады грымских артиллеристов нам бы не дали. Во-вторых, требовалось убрать удобную для накопления сил защищенную позицию, увеличив зону обстрела. Кроме того, огонь и дым хорошо прикроют наш отход по ровной дороге и покажут граничарам и колониальным волонтерам весь масштаб заварушки.

Белов обнаружился в шаговой доступности, поскольку Яр по моему приказу крепко держал резвого подофицера за поясной ремень.

– Командуйте своим людям доставить убитых и раненых в трактир, барон Белов! По пути собрать все трофеи, какие сможете, – озвучил я приказ.

Герой дня артачился и пытался доказывать, что мы легко опрокинем все вражье воинство, «нужно только чуть поднажать». Вот что адреналин или, как здесь принято говорить, «боевой запал» с людьми делает! Закатать бы их благородию «лося», да нельзя. Непедагогично детей бить.

– Господин подофицер первого класса! Извольте выполнять приказ. Вы мне нужны на оборонительном рубеже! – на сей раз приказ сопроводил психическим давлением. Благодаря чему герой дня вместо продолжения скандала отсалютовал мне окровавленной саблей и ринулся исполнять, потянув за собой дюжего древича и Ермолая-знаменосца. Старому солдату, к слову, сильно досталось: поспешные повязки из тряпок на голове и левой руке набухали кровью. Пусть в жаркой рукопашной ни один враг не прорвался к знамени, зато у стрелков знаменосец пользовался особым вниманием. И вообще, раненых вокруг меня оказалось до обидного много. Если учесть, что первоначальный план и был призван уберечь личный состав от близкого огневого контакта и рукопашной. Победителей не судят, но Белов одним «лосем» не отделается! Непонятно, от чего глаза слезятся – от обиды или горького дыма.

Пока русины грузили наших убитых и раненых в повозку с уцелевшими каким-то чудом куланами, я, пользуясь относительным затишьем, присмотрелся к странной конструкции, возвышавшейся на шестиколесной телеге. Полог частично сполз, и нашим взорам открылась ни много ни мало, а установка залпового огня!

– Прохор, ко мне!

– Тут я, ваше благородие! – бодро откликнулся каптенармус, выносящий армейского вида ящик из-под навеса, окруженного невысокой каменной баррикадой.

– Что там у тебя?

– Бомбы, вашблародь! А то дюже много потратили, – доложил тот, бережно передавая ценный груз ближайшему сержанту. Узрев деревянный станок с железными трубками, каптенармус подбежал к нему, потом рванулся назад, не иначе вспомнив приказ, остановился, поймал мой взгляд и вернулся к телеге.

Отряд Евгения медленно и печально двинулся к трактиру, а я с несколькими стрелками остался прикрывать отход своих, как не раз мечтал в детстве. Вот что советские фильмы про войну с людьми делают!

«А почему бы и нет?» Полагаю, немало людей, задавших себе этот вопрос, впоследствии не раз жалели о своих положительных решениях. Конечно, роскошь укорять себя доступна лишь выжившим. В моей биографии к тридцати годам накопился изрядный багаж противоречивых воспоминаний, объединенных единым лозунгом: «В тот момент эта идея мне показалась удачной!» Думал ли я о последствиях, рассматривая деревянный станок для одновременного пуска восьми ракет? Ничего подобного. Меня одолевал мальчишеский азарт, ведь такие игрушки в мои руки еще не попадали, а переполнявший вены адреналин не давал мозгу здраво оценивать ситуацию. В итоге получилось то, что получилось.

Прохор с Акинфом дружно сняли станок с повозки и установили его прямо за ней. В результате беглого осмотра консилиум постановил, что ракеты готовы к пуску. Немного подвигали упоры, нацеливая в сторону вражеского лагеря: площадь большая, промазать невозможно, лишь бы долетели! Движимые любопытством, Аристарх с Емельяном вскрыли верхнюю пару ящиков, нагруженных на телегу, обнаружив там боезапас. И сопроводили свой доклад демонстрацией железных цилиндрических хреновин с длинными стабилизаторами из бамбука.

До синхронного прихода в наши головы «светлой» мысли: «Надо обязательно жахнуть!» – никто не подумал разгрузить повозку, даже крышки остались открытыми… В моем представлении главное – снаряд нацелить в сторону врага, да со стороны сопла чтобы струю раскаленных газов никто не поймал. Стоит ли объяснять, что техника безопасности этими правилами не ограничивалась? Какая, в Бездну, осторожность, когда у Прохора, словно заправского факира, в руке образовался горящий пальник? Я скомандовал всем отойти в укрытия и закрыть уши, после чего гагаринским жестом санкционировал ракетный обстрел супостатов. Хорошо, что основная часть наших уже находилась на половине пути к трактиру.

Одна за одной восемь ракет с резким свистом взмыли в небо, подняв тучу пыли, задорно выбрасывая удушливые клубы дыма и хвосты искр. Замерев в восхищении с перекошенными от неприятной какофонии лицами, мы провожали глазами замысловатые траектории, гадая, «на кого бог пошлет». А в это время от попавших искр в ящиках занимались фитили запасных ракет. Когда в мои слегка оглохшие от резкого свиста уши ворвалось незапланированное продолжение, глаза успели зафиксировать, как два огненных метеора скрылись между штабелей ящиков под навесом. Под тем самым, где Прохор отыскал ручные гранаты. Поэтому куда именно приземлились пущенные нами ракеты, мне вдруг стало неинтересно. И не только мне. А русинский язык оказался не менее богат и могуч, чем русский! Каждый из группы прикрытия выдал непечатный оборот, и ведь никто не повторился. Впрочем, не поручусь, на каком выругался я, скорее всего, на родном.