Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оказалось, такой путь тоже есть. Извилистая линия на мапе тянулась от маленького домика, что обозначал село со странным названием Загора, прямо между полуднем и восходом. Вдоль линии были нацарапаны маленькие деревья. Понятно — лес. А вот дальше…Дальше начинались странности. Линия упиралась во что-то, напоминающее маленькие ворота. Сбоку имелась надпись, но настолько мелкая, что Згур смог разобрать лишь начало и конец: «Ро» и «он». Итак, ворота (или что-то похожее) на «Ро», а дальше линия становилась желтой до самого спуска с холмов. Оставалось лишь подивиться. Зато дальше все становилось понятным. Путь выводил на полуденный шлях, что вел прямо к Тирису. Згур еще раз присмотрелся и понял, что бывал в этих местах. Где-то там, где странная желтая дорога соединяется с большим шляхом, стоит село, куда они заходили с Черемошем. Маленькое село, где живет бабка Гауза и ее внучка со странным именем Ластивка. А вот это удача! Дотащить хворого венета до села, сдать с рук на руки знахарке, и пусть Гауза его в порядок приводит. А ежели бабка еще не вернулась, то и Ластивке работа найдется. Он ведь обещал девочке вернуться. Вот и вернется! Погостить пару дней — и в Тирис!
Эти соображения Згур, понятно, оставил при себе. Ярчуку же объяснил просто: лес — везде лес, и лучше свернуть через холмы, чтобы на полуденный шлях выйти. А там — путь всюду, что на восход, что на закат. А ежели морозы совсем допекут, то и зазимовать можно — места знакомые.
Ярчук долго глядел на мапу, хмурился, чесал завитую бороду и наконец кивнул. Згур еле скрыл усмешку. Хорошо бы, чтобы «чугастр» своими ногами до бабки Гаузы дошел, а то тащи еще такого на загривке!
Ярчуку и вправду было худо. Весь следующий день он шел с немалым трудом, то и дело останавливаясь, чтобы отдышаться. Его вновь тошнило, венет хватался за бок, поминая какие-то «клятые огнища», где, вероятно, и заработал свои болячки. Переспрашивать Згур не стал, хотя странное слово позабавило. Кажется, у лехитов «огнище» — это «печь». Не иначе «чугастр» печником трудился!
Теперь шли не спеша. Торопиться было некуда: по прикидке Згура, до Загоры, откуда путь на холмы поворачивает, оставалось всего два дня неспешного пути.
Загора оказалась даже не селом — поселком, причем немалым, с высоким тыном и большим домом на холме — обиталищем здешнего дедича. Дедича, правда, на месте не оказалось, зато стража, очумевшая от зимней скуки, сразу же поспешила разобраться с нежданными гостями. Особенно заинтересовал их Ярчук. Даже серебряная тамга, которую венет получил от Ивора, только усилила подозрения. Стражники хмурились, ворча, что лихих людей ныне развелось — девать некуда, и не иначе венет тамгу у торговых людей вместе с душой позаимствовал.
Згур не без любопытства ждал, чем все это кончится. Опасаться было нечего. Стражников в Загоре оказалось всего ничего — полдюжины, да и те явно не альбиры. При желании поселок можно взять голыми руками, а уж с мечом да секирой — и говорить нечего. Однако вскоре стало ясно, что венет видал виды. Разговор как-то сам собой перескочил с разбойников-душегубов на тяжкую жизнь сторожевых кметов да на худое довольствие. А дальше спор свелся к тому, сколько надлежит гостям отрубить от серебряной гривны — с ноготь или с полтора.
Но тут вмешался Згур. Смерив взглядом старшого — пожилого бородача с хитрыми лисьими глазами, он решительно заявил, что за такую гору серебра он лучше переночует в чистом поле, а еще лучше — прогуляется в Валин, чтобы вернуться уже с сотней «коловратов» при полной броне и гочтаках. А уж Иворовы кметы рассудят, сколько должно отрубить и от чего — то ли от гривны, то ли от иного. Особенно у тех, кто путает людей военных, по державной надобности посланных, с купчишками, с которых и нужно серебро лупить.
Згур ничем не рисковал. В Нистрии уже привыкли бояться Ивора. Прошлогодний налет на Тирис только подбавил страха.
Бородач оказался, однако, упорен, смекнув, что волотич да неведомый заброда — едва ли из числа Иворовых «коловратов». Сошлись на том, что от гривны отрубят ровно на ноготь, зато путников накормят да спать на мягком
уложат, а ко всему еще и про путь-дорогу поведают. Последнее устраивало Згура более всего.
Ночевали в доме у старшого, решившего честно отработать свое серебро. На стол была водружена огромная рум-ская посудина с изогнутыми ручками, появились деревянные братины, и разговор пошел. Служивый откровенно скучал и был готов часами расспрашивать о делах в Ории, в Савмате да Коростене, а особливо в Валине. Более всего старшого интересовало, супротив кого Палатин собирает войско. При этом он жаловался на скупость здешнего дедича, прибавляя, что и сам горазд из гочтака стрелять, а уж ежели Палатин вновь в Нистрию пожалует, то без верных и знающих людей ему тут не управиться…
Згуру же хотелось узнать о пути на полдень. Однако стоило ему упомянуть о дороге через холмы, старшой повел себя странно. Согласившись, что путь и вправду короткий, он замялся, а потом посоветовал «дорогим гостям» на него не сворачивать.
Згур переглянулся с мрачным, насупленным Ярчуком, поинтересовавшись, не разбойники ли на холмах озоруют. Хозяин тут же пояснил, что зимой станичников в здешних местах не встретишь, потому как тут и грабить нечего, а зимовать холодно. Так что дело не в лихих людях, а совсем в ином.
Сообразив, что гости от него не отстанут, чернобородый хлебнул из тяжелой братины и со вздохом заметил, что вся беда в здешнем народе. Народ же в Нистрии пошел ныне пугливый да темный. Добро б в леших да нав верили, а то понавыдумывали страхов, да так, что сами себя запугали. В волатов верят, в карлов лесных и в такую ерунду, что и сказать противно.
При этих словах Згур украдкой взглянул на Ярчука, но венет был серьезен. Решив на досуге побеседовать с ним о лесных карлах, Згур улыбнулся и попросил бородача все-таки рассказать о дороге через холмы. Просто для интересу.
Старшой поскреб бороду и повторил, что народец в вешних местах темен, а посему всяким байкам верить е должно, но если «дорогие гости» хотят слегка повесе-иться…
Згур согласился и попросил Ярчука достать мапу. Стар-юй разгладил хрустящую бересту и еще раз повторил, что ичему этому он не верит. Но вот темные люди говорят…
Первым делом он указал на значок, напоминающий ворота. Это и в самом деле оказались ворота — каменные, построенные в неведомые годы. Назывались они действительно на «Ро», но как-то странно: то ли Роземон, то ли Ро-месон. Ворота как ворота, камень тесаный, серый, но «темные люди» напридумывали Дий ведает что. Например, ежели ворота обойти, то и дорога сгинет. Или — еще смешнее: каждый у этих ворот свое видит, потом рассказать — ни один рассказ с другим не совпадет.
А дальше — и вовсе ерунда. Болтают, будто дорога желтой становится. Точнее — рыжей. Ее так и зовут — Рыжий шлях, чтобы с Полуденным не перепутать. Конечно, врут, никакая дорога ни желтая, ни рыжая. Бородач клятвенно заверил, что сам ее видел, и ничего такого не заметил. Ну, желтоватая слегка, так ведь камень такой. А камнем этим дорогу в давние годы волаты выстлали. То есть, конечно, не волаты, но народ здесь темный, в волатов верит. И в карлов лесных верит. И в Костяную Девку верит, что в Голубце живет. Все это чушь, а посему спрашивать у Девки Костяной дорогу и смысла нет, и бояться ее тоже смысла нет. И уж совсем глупо Рыжим шляхом идти, когда есть Полуденный — такой удобный да спокойный. А шлях этот Рыжий, будь он трижды неладен, лучше Кобницким назвать. Отчего? Оттого!