В «Защите Лужина» мелькают герои «Машеньки». Повторяет ли Набоков этот приём в других книгах?

Действительно, в «Защите» Лужин с женой встречают Алфёрова и Машеньку из «Машеньки», и существует остроумное предположение[420], что среди одноклассников Лужина по Балашёвскому училищу скрывается герой всё той же «Машеньки» Ганин. В «Даре» в сцене писательского собрания упомянуты писатели из разных сиринских книг: Подтягин из «Машеньки», Зиланов из «Подвига» и отец Лужина. В «Камере обскуре» звучит фамилия Драйера, героя романа «Король, дама, валет». Возможно, эта попытка сконструировать собственный сиринский берлинский хронотоп отражает, как и многие другие черты стиля Набокова, его интерес к поэтике Льва Толстого, герои которого Николай Иртеньев и Дмитрий Нехлюдов также действуют в разных, не связанных друг с другом произведениях.

Какие картины видит Лужин в музее?

Герои Сирина за редчайшими исключениями не заходят в музеи, а случай, чтобы было описано что-то из опознаваемых художественных экспонатов, как это происходит в «Защите», вообще единственный. В Гемельдгалерею, крупнейшее берлинское художественное собрание, которое в 1929 году располагалось на Музейном острове, а сейчас – в новом здании на краю Тиргартена, шахматиста ведёт жена: в этом семейном союзе на протяжении всей книги именно женщина последовательно награждается одной из важнейших добродетелей набоковского космоса – зрением.

Несколько раз она повела его в музей, показала ему любимые свои картины и объяснила, что во Фландрии, где туманы и дождь, художники пишут ярко, а в Испании, стране солнца, родился самый сумрачный мастер. Говорила она ещё, что вон у того есть чувство стеклянных вещей, а этот любит лилии и нежные лица, слегка припухшие от небесной простуды, и обращала его внимание на двух собак, по-домашнему ищущих крошек под узким, бедно убранным столом «Тайной Вечери».

Самую убедительную расшифровку этого абзаца дала литературовед Екатерина Васильева-Островская: ярко пишет Рубенс, самый сумрачный мастер – Веласкес, мастер стекла – Халс, а небесная простуда с припухлостью – Боттичелли. «Тайные вечери» с собаками тоже встречаются, в том числе с двумя (например, у Питера Кука ван Альста), но не в Гемельдгалерее.

Илья Ильф, Евгений Петров. Золотой телёнок

О чём эта книга?

Главный герой «Двенадцати стульев» гениальный авантюрист Остап Бендер воскресает, чтобы вновь попытать счастья: на этот раз его цель – миллион рублей, который поможет ему переселиться из постылого Советского Союза в Рио-де-Жанейро. Бендер с компанией подельников отправляется в город Черноморск, чтобы экспроприировать деньги у подпольного миллионера Александра Корейко. Как и «Двенадцать стульев», «Золотой телёнок» – захватывающий плутовской роман и превосходная сатира на советскую действительность, но в то же время он глубже и грустнее первой части приключений Бендера: в финале и читателю, и самому герою приходится сделать вывод о несовместимости благородного жулика с новой реальностью.

Когда она написана?

Об этом вроде бы есть точные сведения: роман, сначала называвшийся «Великий комбинатор», был начат 2 августа 1929 года. За три недели Ильф и Петров написали первую часть – восемь глав от появления Остапа Бендера в Арбатове до прибытия «Антилопы-Гну» в Одессу (Черноморск). В переработанном виде главы вошли в окончательную редакцию; опубликован этот черновик первой части был только в 1996 году.

С другой стороны, сохранились такие воспоминания Евгения Петрова: «Писать было трудно, денег было мало. Мы вспоминали о том, как легко писались "Двенадцать стульев", и завидовали собственной молодости. Когда садились писать, в голове не было сюжета. Его выдумывали медленно и упорно»[421]. Есть и история о том, как после написания первой части работа затормозилась: мешала журналистская рутина (Ильф и Петров были востребованными репортёрами и фельетонистами), а кроме того, Ильф до того увлёкся фотографией, что на несколько месяцев забросил писательство. Исследователи Михаил Одесский и Давид Фельдман предполагают, что Петров намеренно запутывал следы, не желая выдавать подлинные сроки работы. На 1929–1930 годы приходится очередное закручивание гаек в стране: начинаются «чистки», травля Николая Бухарина, а заодно и писателей – Пильняка и Замятина. Возможно, перерыв в работе связан не с фотографическим хобби Ильфа, а с тем, что соавторы опасались продолжать роман. Те же исследователи приводят доказательства, что «Телёнок» был начат раньше 1929 года[422]. Как бы то ни было, дописан он был в 1931 году, когда первые главы уже публиковались.

Евгений Петров и Илья Ильф в «Гудке». 1929 год. Фотография Виктора Иваницкого[423]

От первоначального плана – «об Остапе Бендере, ищущем девушку, которую он мог бы выдать за наследницу американского солдата, о борьбе его за эту девушку, о кооперативном жилищном строительстве и о наболевшей, богатой сатирическими сюжетами теме распределения квартир»[424] – в романе осталась одна-единственная реплика попутчика Бендера в купе. Карьера брачного афериста, о которой великий комбинатор думал ещё в «Двенадцати стульях», так и не сложилась.

Как она написана?

«Золотого телёнка» многое роднит с предыдущим романом дилогии. Как и «Двенадцать стульев», это роман-путешествие. Как и раньше, в дела Бендера несколько раз вмешивается форс-мажор: в первом романе это мотовство Воробьянинова, землетрясение в Крыму и, наконец, покушение Кисы на жизнь Остапа, во втором – учебная газовая атака и нападение румынских пограничников. Обе книги – современные вариации плутовского романа, в которых «благородный жулик» терпит поражение. Но если в «Двенадцати стульях» Бендер не знал, что поиски последнего стула заведомо бесплодны, то в «Телёнке» у него из рук ускользает уже завоёванная добыча, и оттого катастрофа кажется более сокрушительной. Это – а также наличие самой настоящей, а не шутовской, как в «Стульях», любовной линии – позволяет Дмитрию Быкову[425] назвать «Телёнка» книгой «гораздо более талантливой, гораздо более яркой» и «гораздо более трагической»[426]. Бендер «Золотого телёнка» отходит от былой водевильности, становится более человечным, более интеллектуальным – и ему проще сочувствовать[427].

Как и в «Двенадцати стульях», в «Телёнке» много эпизодических персонажей, занятых в основном сюжете постольку-поскольку (монархист Хворобьёв – или Хворóбьев? – даёт прибежище скомпрометированной «Антилопе-Гну», Лоханкин предоставляет концессионерам жильё, Берлага – одно из звеньев на пути к Корейко), – но рассказывают о них Ильф и Петров очень подробно. Это связывает «Золотого телёнка» с журнальной юмористикой, жанром фельетона, в котором Ильф и Петров набили руку на описании подобных типов. Собственно, в «восточную» часть романа в переработанном виде вошло несколько их очерков[428] – все они удачно «нанизываются» на стержень путешествия.

Сильный сюжет Ильф и Петров вновь сочетают с феноменальной речевой пластичностью: Остап Бендер остаётся производителем блестящих афоризмов, вдохновение для которых авторы черпают как в официальном советском языке, так и в дореволюционной культуре (характерная контаминация: «Жизнь прекрасна, невзирая на недочёты»). Описания города, пейзажа, производственного процесса даны в сочных деталях и эпитетах, свойственных жовиальной одесской школе, которая всегда не прочь подчеркнуть своё стилистическое богатство:

Ночь показывала чистое телескопическое небо, а день подкатывал к городу освежающую морскую волну. Дворники у своих ворот торговали полосатыми монастырскими арбузами, и граждане надсаживались, сжимая арбузы с полюсов и склоняя ухо, чтобы услышать желанный треск.

Как она была опубликована?

Публикацию «Золотого телёнка» осложнили цензурные обстоятельства. Роман начал выходить в 1931 году в журнале «30 дней», когда работа над ним ещё продолжалась. Но отдельного советского издания пришлось ждать два года – в результате в США и нескольких европейских странах перевод «Телёнка» появился раньше, чем книжный оригинал в СССР.

По-русски роман был выпущен отдельно – пиратским способом – в 1931 году в берлинском издательстве «Книга и сцена». А на суперобложке американского издания (1932) значилось[429]:

Книга, которая слишком смешна, чтобы быть опубликованной в России!

Несмотря на предисловие советского наркома просвещения, товарищ Сталин опасается, что «Золотой телёнок» недостаточно серьёзно относится к пятилетнему плану, в результате чего Америка первой знакомится с публикацией этого поразительно смешного романа.

Такой текст мог подпортить судьбу не только роману, но и его авторам, и Ильф