Бен тихо выругался и в сотый раз принялся перебирать в голове варианты спасения, один нелепее другого. Попробовать перепрыгнуть на соседнюю сосну, до которой метров шесть… Попробовать чем-нибудь отвлечь робопса… Влезть на самую верхушку дерева и попытаться раскачаться так, чтобы достать верхушку соседнего… Влезть на самую верхушку дерева… а там будь что будет… Он думал до тех пор, пока небо не приобрело цвет жемчужной эссенции. И лишь когда луна стала совершенно прозрачной, словно бы сотканной из сигаретного дыма, Бенджамиль понял, что выхода нет.

Тупое отчаяние заполнило его живот, сердце, грудь, желудок. Отчаяние было вязким, как кисель, и прозрачным, как глицерин. Оно мешало втянуть воздух сквозь сжатые до хруста зубы. Оно давило, жало, выкручивало, туманя рассудок пленкой невольных слез. Хотелось завыть истово и тоскливо, во весь голос. Рискуя свалиться с ветки, Бенджамиль замотал головой. Ногти вцепились в податливую кору, влажное от слез лицо запрокинулось к стеклянному шарику луны.

– Отче наш, иже еси на небесах! – полузабытые слова, слышанные когда-то в детстве, сами собой рождались из пересохшего рта. – Как бы ни звали тебя – Деем, Алльяхом или Сантой, да святится имя Твое, да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя, на земле и на небе. Дай нам хлеб наш насущный и оставь нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим, не введи нас во искушение и избави нас от лукавого! Ангеле Божий, хранитель мой святый, живот мой соблюди. Не оставь меня, грешного, и не отступи от меня за все грехи мои. Прошу тебя! Укрепи и направь меня на путь истинный! Прости все прегрешения, что совершил я в день минувший, и защити меня в день нынешний. Сохрани душу мою в чистоте, дабы не прогневил я Господа…

Что он хотел выпросить у неведомого Вершителя Судеб? Крылья? Мост из радуги? Манкидресс, которым все равно не умел пользоваться? Бен и сам не мог бы сказать, чего именно он хочет… Быть может, просто оказаться за три тысячи миль отсюда? Но когда последнее «аминь» слетело с его губ, удивительное спокойствие и умиротворение сошло на него откуда-то сверху. Он вдруг явственно увидел себя на широкой, размеченной белыми полосами дороге, дороге, уходившей и вперед и назад, не имеющей ни конца, ни начала. И не то чтобы он ощутил себя ничтожной букашкой перед этой бесконечностью, нет! Он ощутил ничтожность и суетность своих страхов, метаний, бессмысленных мелких устремлений. Он вдруг услышал крохотных жучков, роющих ходы в сосновой коре, увидел целенаправленную муравьиную суету между хвойными иглами, бег невидимых электронов по стальным жилам биллектронной собаки, увидел небо и землю, огромный мир, перед целостностью которого все остальное теряло смысл и значение.

Это длилось секунду, может быть – две, а затем ушло, растаяло, будто утренний туман. Но и этого было достаточно. Бен наконец увидел там, внизу, под деревом, то, что должен был увидеть уже давно, – кусок пластика и железа, жалкую частицу мира людей, проекцию страха, зла, косности, грубую пародию на себя самого.

Это опять длилось какую-нибудь секунду и опять оставило след в душе Бенджамиля, наполнив сердце и мозг знанием чего-то огромного и сияющего.

Ничего еще не было кончено! Все как раз только и начиналось! Собака внизу была лишь досадной помехой. И помеху это требовалось убрать.

Бенджамиль огляделся по сторонам, затем уставился на носки своих ботинок и едва не хлопнул себя по лбу. Ну конечно же! Как он не подумал об этом сразу?! Нужно просто спросить совета у оракула! Бенджамиль коснулся рукой груди и вскрикнул от боли. Грудь заныла, будто пониже яремной ямки воткнули тупой гвоздь. Бенджамиль, как мог, скосил глаза на ворот комбинезона. На камуфлированной ткани красовалась невесть откуда взявшаяся дырка размером с десятипфенниговую монету. Бенджамиль осторожно коснулся отверстия пальцем. Френч под комбинезоном, по всей видимости, был тоже продырявлен. В голове Бенджамиля шевельнулась смутная догадка. Он слегка развернулся на ветке, высвободил вторую руку и, плотнее упершись плечом в смолистый ствол, распустил завязки на шее комбинезона, расстегнул вторую пуговицу френча, верхнюю пуговицу рубашки, затем подцепил пальцами толстый витой шнурок и бережно потянул оракула вверх. Металлический диск скользнул по коже груди, не причинив ни боли, ни дискомфорта. Бенджамиль подхватил его ладонью, выпростал из-под одежды и ахнул. Страшная вмятина изуродовала крышку оракула. Полированный металл прогнулся глубокой, скошенной вбок воронкой, кристаллическое табло треснуло черными треугольниками. Бенджамиль стянул шнурок через голову. «Быть может, это еще можно исправить?» – подумал он беспомощно. Крышка, поддетая ногтем, неожиданно легко отделилась от корпуса… Ни черта это было не исправить, оракул был испорчен бесповоротно и окончательно. Табло пошло трещинами и расслоилось, электрическая плата, исчерченная светлыми волосками дорожек, раскололась напополам. «Так вот оно что, – подумал Бенджамиль. – Так вот на что я наскочил грудью, когда ослепли очки». Уже безо всякой надежды он рассматривал обломки чудесного раритета. Разбитая плата, мертвое табло, пара крохотных цилиндриков на тонких ножках, плоская металлическая таблетка, скорее всего, допотопная батарейка, а прямо на таблетке капелькой темного серебра… Бенджамиль поднес оракула к самым глазам. На блестящей поверхности допотопной батарейки сидело крошечное насекомое – универсальный интельфаг Виктора Штерна…

Подувший невесть откуда ветер зеленой волной качнул верхушки сосен, и механическая собака внизу едва заметно повела острой мордой, словно принюхиваясь. Впрочем, загнанный на дерево пленник не обратил на это абсолютно никакого внимания, он с изумлением рассматривал свою неожиданную находку. Малюсенькое блестящее насекомое совершенно не походило на таракана. Оно напоминало скорее вытянутую капельку ртути, прилипшую к поверхности старой батарейки.

– В самом деле, почему бы и нет? – пробормотал Бенджаль, разглядывая крохотного пожирателя биллекультур.

Он вспомнил испачканные кровью осколки аквариума… Кажется, Виктор говорил, что в пассивном состоянии тараканы реагируют на тепло. Если один из интельфагов зацепился за Бенову одежду и, совершив восхождение по штанине, забрался под френч, то он вполне мог выбрать оракула в качестве временного прибежища… Невероятно… Бенджамиль осторожно поднял мятый диск и осмотрел его снизу. Так и есть! На задней стенке имелось три маленьких отверстия, то ли для вентиляции, то ли для удобства разборки… Удивительное создание!..

И тут до Бена дошло. Он недоверчиво поглядел на небо, потом перевел взгляд на сидевшего под деревом робопса. А ведь это шанс! Главный приз в лотерею! Как говорили в старину, «джек-пот»! Бенджамиль боязливо погладил оракула по острому ободку. Говорить «спасибо» невидимому благодетелю было слишком странно и, пожалуй, нелепо. Бенджамиль поежился. «Если правда то, что я про него слышал, то мои благодарности ему как рыбе зонтик», – подумал он и принялся осторожно разворачиваться на ветке так, чтобы сесть спиной к стволу. Собака бесстрастно наблюдала за его скованными движениями.

Бенджамиль несколько секунд соображал, куда пристроить оракула, и не придумал ничего лучшего, чем взять сломанную игрушку в зубы. Во рту моментально разлился едкий металлический привкус, от которого слегка заныли зубы. Не обращая на это внимания, Бенджамиль поднял руки и, словно сказочный волшебник, трижды хлопнул в ладоши. Потом, сильно волнуясь, вынул оракула изо рта и уставился на ртутную точку. Таракан не реагировал. Сидел себе на батарейке и бросаться в бой по приказу Бенджамиля Френсиса Мэя не собирался. Бен терпеливо ждал пару минут, затем вновь взял влажный диск в зубы, три раза старательно и раздельно ударил ладонью о ладонь. Таракан не реагировал. Все сильнее сомневаясь в том, что хлопает нужное число раз, Бенджамиль подождал еще две минуты. Индистрактер не шевелился.