Хема расставила ноги, уперла руки в живот женщины и толкнула головку плода в одну стороны, а ягодицы — в другую, одновременно сближая руки. Что-то в ее движении напомнило мне «Бхаратанатьям».

— Вот! Видишь? Сначала идет туго, потом делается податливым и поворачивается.

Я ничего не видел.

— Разумеется, не видел. Ребенок погружен в воды. Я даю начальный толчок, и последние четверть оборота ребенок делает сам. Это не ягодичный ребенок, он расположен головкой вперед, как и полагается. — Она еще послушала сердце плода, убедилась, что тоны нормальные, и взялась за следующую пациентку.

Хема действовала, как и во всем прочем, очень энергично, очередь рассосалась в два счета. Один ребенок не захотел проделать кульбит.

— Насколько я знаю, труды могут оказаться напрасными. Гхош просит меня изучить, сколько детей сохраняют после поворота продольное положение. Знаете его поговорку: «Непроверенные приемы неприемлемы»? — Она фыркнула. — В детстве у меня был приятель по имени Велу. Он держал кур. Если несушка как-то по-особому кудахтала, Велу уже знал, что яйцо встало поперек и застряло и надо его повернуть в вертикальное положение. Курица переставала кудахтать и нормально неслась. В ваши годы Велу был несносный мальчишка. Но я сейчас вспоминаю, что он проделывал с курами, и мне кажется, я его недооценила.

Я помалкивал, чтобы не перебить настроения. Хема так редко рассуждала о своей работе вслух.

— Между нами, мальчики, у меня нет никакого желания публиковать статью, которая может лишить меня работы, пусть даже отчасти. Мне так нравится поворот плода.

— Мне тоже, — подхватил Шива.

— Что в Индии, что в какой другой стране все женщины устроены одинаково.

Хема посмотрела на стайку пациенток. Ни одна не ушла — после операции полагались чай с хлебом и витамины. Дамы улыбались Хеме с симпатией — даже нет, с обожанием.

— Поглядите-ка на них! Какие они радостные и счастливые! Придет пора рожать, и они будут визжать, кричать, проклинать мужей, обратятся чуть ли не в дьяволиц, изменятся до неузнаваемости. А сейчас они чисто ангелы. — Хема вздохнула. — В этой стране женщины — само воплощение женственности.

Мы с Шивой забыли о том, что творится в городе и стране. Как нам повезло, что в родителях у нас Хема и Гхош! С ними можно не бояться.

— Мам, — сказал вдруг Шива, — а Гхош говорит, что беременность — это болезнь, передающаяся половым путем.

— Это он тебя дразнит так. Знает, что ты мне расскажешь. Вот негодяй. Учит вас всяким гадостям.

— А ты нам покажешь, откуда появляются дети? — полюбопытствовал Шива, и хотя он спросил совершенно серьезно, настроение было перебито.

Я на него разозлился. Таким же таинственным образом, как выпадали молочные зубы и появлялись постоянные, во мне зрели застенчивость и стыдливость, сдерживающие любопытство; я бы постеснялся лезть к Хеме с такими вопросами. У Шивы тоже выросли постоянные зубы, но стыдливость его, как видно, обошла стороной. Интересно, что ему ответит Хема?

— Ну что же. Довольно. Вам, детки, домой пора.

— Мам, а что означает «половым путем»? — не отставал Шива.

— Мне надо заглянуть в палаты, — выпроваживала нас Хема. — Не выходите никуда из дома.

Тон у нее был сердитый, но мне показалось, что она с трудом удерживается от смеха.

В стране, где о красоте пейзажа не расскажешь, не упомянув небо, при виде трех реактивных самолетов, стремящихся ввысь, захватывает дух.

Я находился на лужайке перед главным корпусом. Земля затряслась у меня под ногами, по спине пробежала дрожь, и только потом я услышал звук взрыва. Я замер на месте. Вдали заклубился дым. Гробовая тишина сменилась вознесшимся к небу птичьим гвалтом. Залаяли все собаки в городе.

Я старался убедить себя, что все это — самолеты, бомбы — не более чем часть некоего всеохватного плана, что события развиваются по намеченному сценарию и Гхош с Хемой понимают суть происходящего куда лучше меня. Да и вообще — все утрясется.

Когда Гхош со всех ног выбежал из дома и подхватил меня на руки, ужас и тревога в его глазах сказали мне: не обольщайся. Взрослые не у дел. Конечно, такой вывод напрашивался и раньше, но даже когда я видел, как лейб-гвардейцы колотят старушку, это не поколебало моей веры, что вселенная в подчинении у Гхоша и Хемы.

А на самом-то деле они были бессильны что-либо изменить.

Гхош, Хема и Алмаз вытащили тюфяки в коридор — белые стены, глина с соломой, ни от чего не защищали. Коридор от улицы все-таки отделяли целых три глинобитные стены, вдруг пули застрянут. А они, казалось, свистели совсем близко, тогда как выстрелы и взрывы гремели вроде бы в некотором отдалении. В кухне зазвенело стекло, потом выяснилось, что пуля разбила окно. Я лежал на тюфяке, не в силах пошевелиться, и ждал, что кто-то придет и скажет: «Это страшная ошибка, ее скоро исправят», и можно будет выйти во двор и заняться играми.

— Пожалуй, можно предположить, что армия и ВВС не присоединились к заговору, — проговорил Гхош и поискал глазами Хему, оценила ли она его деликатную формулировку. Она оценила.

У Генет тряслись губы. Я мог лишь догадываться, в какой она тревоге; меня холодом охватывало, стоило только подумать о Розине, которая отсутствовала уже более суток. В протянутую мною руку Генет так и вцепилась.

В сумерки перестрелка усилилась и очень похолодало. Матушка-распорядительница бесстрашно сновала между бунгало и больницей, несмотря на все наши мольбы. Выходя в туалет, я видел трассирующие пули на фоне темнеющего неба.

Гебре запер главные ворота, обмотал их цепью и перебрался из своей сторожки в больницу. Медсестры и их ученицы расположились на ночь в сестринской столовой под присмотром В. В. Гонада и рецептурщика Адама.

Ближе к полуночи раздался стук в заднюю дверь. Гхош открыл. На пороге стояла Розина! Генет, я и Шива бросились ее обнимать. Генет плакала и кричала, что мать ее бросила и заставила волноваться.

За спиной Розины стояла, улыбаясь, матушка-распорядительница. Какой-то инстинкт велел матушке и Гебре подойти лишний раз к запертым воротам. Оказалось, с той стороны свернулась калачиком Розина, пытаясь укрыться от ветра.

Жадно глотая пищу, Розина рассказала нам, что дело обстоит куда хуже, чем она думала.

— Центр города оцеплен армией. Пришлось искать лазейку, то туда сунешься, то сюда.

Перестрелка возле какой-то виллы заставила ее спрятаться, а потом армейские танки и бронетранспортеры отрезали путь назад. Она провела ночь на ступеньках лавки на рынке еще с несколькими людьми, которых застигла темнота. А наутро части армии стали прочесывать улицы. На то, чтобы пройти три мили, у нее ушел весь день до самых сумерек. Розина подтвердила наши худшие опасения. Лейб-гвардейцев атакуют армия, ВВС и полиция. Стычки происходят повсюду, но армия сосредотачивает силы вокруг позиции генерала Мебрату.