Утром в воскресенье встали поздно, пили, ели, курили, слушали музыку и закидывались синтетическим «солнышком», которое Кислотный Царь Давид привез в дипломате. Настоящего солнышка тоже было вдосталь, хотя стояли холода, и после обеда — вновь соблюдая традиции загородных выходных — компания решила развеяться и прокатиться в фургоне Роберта Фрейзера. Неподалеку стоял дом коллекционера сюрреалистического искусства Эдварда Джеймса — туда пускали публику. В рамках культурного образования Мика Марианна хотела показать ему диван, который Джеймс заказал Сальвадору Дали, в форме губ кинобогини Мэй Уэст, самых сексуальных губ в мире, еще не узнавшем Джаггера.

Оказалось, что дом Эдварда Джеймса закрыт, и два музыканта, два ценителя искусств, одна подруга, один фотограф и два тусовщика отправились на долгую прогулку по окрестным лесам и галечному пляжу Уэст-Уиттеринга (где Майкл Купер сфотографировал, как по-мужски нежно обнимаются Кит и Кислотный Царь Давид). Вернувшись в коттедж, они обнаружили двух нечаянных гостей — Джорджа Харрисона и его жену Патти. Однако мирная атмосфера пришлась Джорджу не по вкусу, и вскоре он уехал в своем тюнингованном «мини», прихватив уступчивую Патти с собой. Брайан Джонс с Анитой так и не появились — им тоже повезло.

Около пяти часов дня в региональном полицейском управлении Западного Сассекса в Чичестере, в каких-то шести милях от Уэст-Уиттеринга, детектив-констебль Джон Челлен подошел к телефону. Голос в трубке сообщил, что в «Редлендс» грохочет «буйная вечеринка» и употребляются наркотики. Информатор, мужчина, отказался представиться и повесил трубку, не успел детектив-констебль Челлен выспросить подробности.

Как и во многих других региональных полицейских отделениях, специального отдела по борьбе с наркотиками в Западном Сассексе не было. Единственным сотрудником, который сошел бы за эксперта по наркотикам, был детектив-сержант Стэнли Кадмор — недавно ему диагностировали опухоль мозга, и он лечился амбулаторно, а между тем переключился на непыльную офисную работу в отдел полицейской разведки. В освободившееся время детектив-сержант Кадмор много прочел о противозаконных веществах; таким образом, во всем отделе уголовных расследований Западного Сассекса он один умел различать ЛСД, героин, кокаин и каннабис и знал, чем пахнут те из них, которые пахнут.

Полиция уже была в курсе, что «Редлендс» принадлежит одному из «Стоунз», хотя прежде жалоб на Кита не поступало. Детектив-констебль Челлен немедленно позвонил начальнику чичестерского подразделения главному инспектору Гордону Дайнли, который, как и большинство его подчиненных в тихой глубинке, в этот сонный зимний воскресный час сидел дома с семьей. С достойной восхищения скоростью Дайнли собрал отряд из восемнадцати человек, в форме и в штатском, в том числе бесценного детектив-сержанта Кадмора и трех женщин-полицейских для обыска подозреваемых дам. Западному Сассексу предстоял первый в истории антинаркотический рейд, и по такому случаю Дайнли, подчинившись прямому указанию главного констебля Томаса Уильямса, повел отряд самолично, обрядившись в парадную форму главного инспектора, в фуражке с белой плетеной кокардой и тростью военного образца.

Поспешный брифинг Дайнли не прояснил его подчиненным, чего ждать на «буйной вечеринке» и как проводить эту совершенно непонятную операцию. Еще один офицер в штатском, детектив-констебль Дон Рэмбридж, вспоминает, что им с коллегами было велено «схватить каждому по одному человеку и держать», пока не будет организован систематический обыск. Затем отряд расселся по семи машинам — дороги предстояло минут десять. На повороте с Чичестерской дороги к «Редлендс» они встретили «мини» Джорджа Харрисона, направлявшегося в Лондон. Согласно рок-фольклору, полиция не посмела задержать священного битла и нарочно медлила, пока Джордж не уехал. Однако ни детектив-констебль Рэмбридж, ни детектив-констебль Челлен не слыхали его имени до этой облавы, а в то время не знали, что это его машина.

В отличие от звездных убежищ двадцать первого столетия в «Редлендс» не было ограды под напряжением, громкой связи на въезде или охранников с собаками. Обитатели не слышали, как подъехали семь полицейских машин, и вообще ничего не замечали, пока в освинцованное окно высокой и просторной гостиной, где все они как раз собрались, не заглянула одна из женщин-полицейских. Даже тогда они решили, что это очередная поклонница «Стоунз», — как и многие до нее, без труда пробралась к дому Кита, и сейчас придется утолять ее желания дружественным словом и автографом. В дверь оглушительно загрохотали — никакие вооруженные спецназовцы не врывались с воплями, не то что теперь; за дверью обнаружился главный инспектор Гордон Дайнли в великолепной парадной форме — и он размахивал ордером на обыск.

Мика и прочих этот наплыв полицейских огорошил, но и представители правопорядка немало растерялись. Это были обыкновенные сассекские полицейские, работавшие, как правило, на курорте или в Чичестерской гавани, — естественно, они впервые очутились в доме рок-звезды. И Челлен, и Рэмбридж вспоминают, что на миг смешались, узрев гостиную Кита: груды бутылок, пепельниц, гитар, пластинок, кассет, мерцающие свечи и дымящиеся палочки благовоний, а посреди всего этого на огромных марокканских подушках возлежат длинноволосые существа неизвестного пола в каких-то длинных тряпках. Даже тона, в которые Кит покрасил стены, дабы оттенить балки мореного дуба, — не здравая белая или кремовая темпера, а темные матовые оттенки лилового, бурого и оранжевого — офицеры сочли преступно «дикими» (Рэмбридж) и «странными» (Челлен).

И к тому же полицейские обломались: никакой буйной вечеринки не наблюдалось. После утомительной прогулки отдыхающие желали полежать. Как выразился Кристофер Гиббс, это была «чисто домашняя сцена»: лакей Роберта Фрейзера только что подал марокканские закуски, все собрались посмотреть кино по телевизору («Блюз Пита Келли» с Джеком Уэббом в главной роли), а из колонок доносилась песня Боба Дилана.

Более всего констебля и главного инспектора заворожила одна деталь. Вернувшись с прогулки, Марианна сходила наверх принять ванну и затем не стала надевать запачканную одежду, а (не имея, как ни странно, запасной) возвратилась к остальным, завернувшись в меховое покрывало с постели. Теперь строгие полицейские узрели молодую женщину, одетую, точно красотка из «Рэззл» или «Тит-битс», — она сидела на диване подле молодого человека, в котором они узнали самую скандальную фигуру Великобритании. У детектив-сержанта Кадмора «сложилось впечатление» — так полагается выражаться полицейским, — будто Мик накрашен.

Возмутительная репутация «Стоунз» подготовила полицейских к тому, что два главных члена группы, застигнутые в своем святилище, да еще с наркотиками, ответят если не физическим насилием, то, по крайней мере, оскорблениями. К их удивлению, Мик и Кит вели себя до крайности вежливо и разумно. «Мы-то думали, они какие-то придурки, — вспоминает Челлен. — А они оба очень умные, очень любезные… ни капли не отталкивающие».

Согласно приказу, каждый офицер в штатском задержал по одному гостю дома, а патрульные между тем охраняли входы и выходы. Сначала вышла путаница, потому что женщина, детектив-констебль Ивлин Фуллер, приблизилась к цветочному отпрыску с Кингз-роуд Ники Креймеру, — тот тоже накрасился, облачился в экзотическую шелковую пижаму, и детектив-констебль приняла его за девушку. Между тем главная собака-одоролог Западного Сассекса, детектив-сержант Кадмор, носом втягивал воздух подле Марианны, точно приморский озон, поскольку он один мог опознать запах каннабиса. Как потом засвидетельствовал Кадмор, Марианна пребывала «в веселом настроении» и, похоже, ни капли не встревожилась из-за того, что гостиную вдруг наводнили какие-то неизвестные люди. Поведение ее было практически равносильно препятствованию действиям сотрудника полиции при исполнении, поскольку временами она нарочно спускала меховое покрывало с плеч, демонстрируя «части обнаженного тела».