Против правды не попрешь. Брайан догадался, что после отъезда из тулонской больницы между Китом и Анитой случились какие-то шуры-муры, но ему не хватало мужества спросить Кита прямо. Вместо этого он вымещал злобу на Аните — она уже опасалась за свою жизнь. Терпение лопнуло, когда Брайан явился в гостиницу с двумя татуированными берберскими шлюхами и попытался принудить Аниту к групповому сексу. (В мемуарах Марианна утверждает, что к тому времени уже наняла местную проститутку для секса на троих с Миком.) Киту пришлось сыграть сэра Галахада — на синем «бентли» вместо белого коня. Назавтра Брайона Гайсина отрядили выманить Брайана из дому — сходить по магазинам и послушать музыкантов на Джема— эль-Фна, людной площади Марракеша. А Кит и Анита тем временем вдвоем укатили на «бентли» в Англию.

18 марта «Дейли миррор» разразилась статьей о том, что Мику Джаггеру и Киту Ричарду будут предъявлены обвинения, связанные с наркотиками. Спустя два дня прибыли повестки. Мика — чей адрес значился как «Нью-Оксфорд-стрит, Лондон, W1», где, вообще-то, находилась контора нового пресс-агента Леса Перрина, — обвиняли в хранении четырех таблеток, содержащих сульфат амфетамина и гидрохлорид метиламфетамина, в нарушение Закона об опасных веществах (и их злоупотреблении) 1964 года. Кит под настоящей фамилией Ричардс обвинялся в том, что «с его ведома» в «Редлендс» курили каннабис. Эти дела, а также дела Роберта Фрейзера и исчезнувшего Кислотного Царя Давида будут слушаться перед Чичестерским магистратом в мае.

Между тем «Роллинг Стоунз» с 25 марта по 17 апреля предстояли трехнедельные европейские гастроли — Швеция, ФРГ, Австрия, Италия, Франция, Польша, Швейцария, Голландия и Греция. Как ни поразительно, гастроли эти состоялись, ни один концерт не перенесли и не отменили, хотя условий кошмарнее не видала ни одна рок-группа — ни до, ни после. Налет и обыск у Мика и Кита попали в заголовки во всех странах, где «Стоунз» предстояло выступать; в результате на каждой границе таможенники строго обыскивали их на предмет мешков с наркотиками — в профессиональном смысле существенно переплюнув полицию Западного Сассекса. Билл Уаймен и Чарли Уоттс, законопослушный и не употреблявший кислоту рядовой и сержантский состав группы, тоже попали под мрачные подозрения и страдали от грубости не меньше, чем их офицеры.

В шведском аэропорту Мальмё их передали специальному подразделению таможенников «Черная банда» — те подвергли несчастного Билла столь же полному личному досмотру, что и Мика, а затем ужасно разнервничались над тяжелым ящиком для оборудования — ключ от ящика куда-то подевался. Мику велели свинтить заднюю стенку — спасибо, самого не свинтили. В багаже группы не нашлось ни следа наркотиков, но это, похоже, только больше злило европейских чиновников. В парижском Ле-Бурже простое недопонимание на паспортном контроле привело к драке шофера группы Тома Кейлока с сотрудниками иммиграционной службы.

И чем дольше длились гастроли, тем больше дичали залы — орали едва не в экстазе, ибо Мик, невзирая на всю свою уклончивость, оказался подлинным «Роллинг Стоуном», — а полиция и охрана все жестче применяли меры сдерживания толпы. Даже в исторически нейтральном и благовоспитанном Цюрихе ошалелый подросток сбил Мика с ног и потом запрыгал сверху.

И мало того — ритм-гитарист группы только что увел подругу у соло-гитариста, своего лучшего друга, а до гастролей дело уладить не успели. Когда Кит и Анита сбежали из Марракеша, Брайан в истерике добрался к друзьям в Париж, а затем возвратился в Лондон, полный решимости вернуть Аниту, но все еще не желая порывать с Китом. Делая ставку половина на половину, Анита уехала на очередные съемки — «Барбареллы» Роже Вадима, — оставив двух претендентов на ее руку обмениваться гитарными риффами на сцене: один исходит смущением, другой — горем разбитого сердца. Мик исполнял свои па, а напряжение у него за спиной не уступало истерии в зале.

Его роман с Марианной Фейтфулл в сравнении с этими страстями был (пока) стабилен. Неловкости между Миком и Джоном Данбаром не случилось — Марианна сошлась с Миком уже после расставания с мужем. Собственно говоря, Данбар поехал со «Стоунз» на европейские гастроли — один из немногих, кто получил пропуск «везде». Помимо галереи «Индика», Данбар вместе с молодым греком, гением электроники Алексисом Мардасом (который позже, работая с «Битлз», прославился как «Магический Алекс»), открыл компанию, занимавшуюся сценическим освещением. Мик попросил этих двоих разработать серию спецэффектов для «Стоунз» и самим поехать с группой осветителями. Так что каждый вечер Джон Данбар в наилучшем свете представлял человека, ныне живущего с его женой.

Сама Марианна в Лондоне предвкушала, как в нынешнем году наконец осуществится ее давняя мечта стать настоящей актрисой. Она употребляла наркотики гораздо больше Мика, а детектив-сержант Кадмор не зря ее обнюхивал, однако после налета на «Редлендс» обвинений ей не предъявляли и в прессе не упоминали. Пока Мик и «Стоунз» одолевали европейские концерты, она готовилась дебютировать на сцене театра «Ройял-корт» в чеховской пьесе «Три сестры», которую играл звездный состав, в том числе Гленда Джексон. Марианна играла Ирину — добрую, чистую младшую сестру, которая собирается замуж за барона и мечтает уехать в Москву; ровно такой роли британская публика от нее и ждала.

Когда «Стоунз» добрались до Италии, Марианна так затосковала по Мику, что решила слетать в Геную и нагрянуть к нему в гостиницу после концерта. Больше у нее не возникало желания ездить с ним на гастроли. Генуэзский концерт выдался особенно ярым и хаотичным, и Мик, войдя в номер, где в постели его ждала Марианна, «был одержим, будто с собою принес всю ту взрывную энергию, что хлестала на концерте… он подошел к кровати и принялся бить меня по щекам». Сначала она решила, что он узнал о ее ночи с Китом в отеле «Мейфэр» — с тех пор прошло несколько недель. Но затем побои прекратились так же внезапно, как и начались, и оба они больше никогда об этом не поминали.

В Великобританию сплошным потоком поступали очерняющие репортажи: «Стоунз» в них изображались agents provocateurs,[171] о том, как над ними измывались, не говорилось ни слова, и все это наихудшим образом подрывало их позиции перед судебным заседанием 10 мая. В Дортмунде, ФРГ, они оказались в одной гостинице с олимпийским чемпионом по прыжкам в длину Линном Дэвисом, который пожаловался репортерам, что от «шквала непристойностей», бушевавшего за их столом во время завтрака, он «устыдился, что рожден британцем». Мик на упрек ответил на парижской пресс-конференции, и, что случается нечасто, реплика его достойна цитирования, хотя вряд ли порадовала бы его отца-физрука: «Эти обвинения отвратительны и абсолютно ложны. Я отрицаю, что мы плохо себя вели. Я и не помню, когда мы вели себя лучше. Мы в этой гостинице даже уборными почти не пользовались. Там все время толпились спортсмены, которые вели себя очень плохо».

Смешно сказать, но «Стоунз» выступили также британскими посланниками — они привезли рок в Польшу, страну Варшавского договора, где даже невинные поп-музыканты вроде Клиффа Ричарда считались символами загнивающего капитализма. В грозном Дворце культуры Варшавы группа очутилась на сцене перед двумя тысячами верных партийцев и их деток, которые смирно сидели и боязливо аплодировали, точно слушали речь Сталина; снаружи бесились несколько тысяч разочарованных поклонников, и милиция усмиряла их бэтээрами, слезоточивым газом и водометами. После концерта музыканты постарались восстановить справедливость — они катались по городу и грудами разбрасывали свои альбомы из окна машины. В Афинах их концерт прошел за четыре дня до того, как фашиствующие «черные полковники» свергли греческую королевскую семью. На футбольном стадионе «Панатинаикос» царила такая острая паранойя, что зрителей не подпускали к сцене ближе чем на сорок футов, и Мику не удался финальный трюк — он хотел бросать в зал красные розы из вазы.