Бадья со своими людьми отнюдь не валял дурака. Они отправились в холмы и отвели один из ирригационных каналов так, чтобы он снабжал лагерь водой. Я подсчитал в уме: если каждому по чашке, то нужно около двух с половиной тысяч галлонов. Считая и животных — три с половиной. Только чашки на каждого — мало. Уж не знаю, сколько воды нес тот канал, однако даром пропадало не много.

Да и рабочей силой разбрасываться не приходилось. Опальские ребята выкопали несколько прудов для хранения воды. Один, в сторонке, — для мытья. Я, как большое начальство, пролез без очереди.

Не успев обсохнуть, я удостоверился, что Могаба не забыл ничего. Что часовые расставлены, ограждения устроены, ночной порядок соблюден, Жабомордый не лодырничает, а отправлен хозяином на разведку. Все было хорошо.

Я мог отправляться на покой.

Наступила Та Самая Ночь.

Не в силах изобрести, чем бы еще заняться, я отправился к себе в палатку, достал план Шторм-гарда, снова внимательно изучил его, затем взялся за переписывание Летописи. Работы с ней накопилось больше чем надо бы, но сама Летопись стоила трудов. Может быть, Мурген возьмет часть трудов на себя… Я сделал три с чем-то страницы и уже начал успокаиваться, думая, что она, может, и вовсе не придет. Тут-то она и вошла.

Она тоже успела вымыться. Волосы ее были влажными. Вокруг нее витал легкий аромат лаванды, а может лилий. Она была слегка бледна, и слегка дрожала, и как-то избегала встречаться со мной взглядом, и не знала, что надо сказать, что сделать теперь, когда она — здесь. Она застегнула клапан палатки.

Я закрыл книгу. Отправил ее в окованный бронзой сундук. Закрыл чернильницу. Почистил перо.

Я и сам не мог придумать, что сказать.

Вся обычная конфузная ерунда была глупой. Играем в такие вещи, хотя стареем ведь с каждым годом… Черт побери, оба мы — взрослые люди. Я по возрасту уже в деды гожусь. А может, и довожусь кому-нибудь дедом. Не исключено. А уж она — и подавно кому угодно в бабушки годится.

Кому-то надо было брать быка за рога. Не вечно же нам ждать, пока другой на что-нибудь отважится…

Так что ж она тогда стоит столбом?

Э-э, Костоправ, парень ведь — ты…

Ага.

Я загасил свечи, подошел к ней и взял ее за руку. В палатке было не так уж темно: свет костров пробивался сквозь ткань.

Вначале она задрожала, словно пойманная мышь, однако для того, чтобы достичь той точки, с которой поздно отступать, ей не понадобилось много времени.

И, как назло, не случилось ничего, способного нам помешать.

Старый генерал удивил сам себя. Но женщина удивила его еще более.

Где-то в продолжение часа фей усталый генерал пообещал:

— Завтрашней ночью — снова. В стенах Штормгарда. Может, и в собственной кровати Грозотени.

Она попросила поделиться основаниями для такой уверенности в себе — она-то с течением времени становилась лишь живее и бодрее. Но старик заснул прямо на ней.

Даже сам я ворчал, поднимаясь в такую рань. Мы спешно позавтракали, причем мои героические командиры скучковались, дабы выведать хоть что-нибудь о моих замыслах. Напротив моей палатки на палаточном шесте сидела ворона, кося глазом на меня — а может, на Госпожу. Косится, подлая, подумал я. А что? Мало ли на нас косились?

Я чувствовал себя великолепно. Однако Госпожа, похоже, двигалась уже не столь изящно и плавно. И все вокруг, уроды хреновы, знали, что это означает.

— Я не понимаю, капитан, — настаивал Могаба. — Почему бы не объяснить все попросту?

— То, что знаю только я, и выдать могу только я. А вы просто держитесь поставленных вех и готовьтесь к бою. Если они примут вызов, посмотрим, что из этого выйдет. Если нас не отпинают, станем думать над дальнейшими шагами.

Он поджал губы. Я, очевидно, совсем не нравился ему в тот момент. Решил, что я ему не доверяю. Он оглянулся на Клетуса с его людьми, собирающими корзины, мешки и тряпки в количестве, которого хватило бы на целую армию. Еще тысяча человек была выслана на окрестные фермы за шанцевым инструментом и новыми корзинами и ведрами. Еще сколько-то народу шили из тентов от фургонов холщовые мешки.

Все они знали только то, что им приказано подготовиться к каким-то масштабным земляным работам.

Еще тысяча человек была отправлена на заготовку леса. Для захвата городов его всегда требуется много.

— Терпение, друг мой. Терпение, — промычал я. — В свое время все узнаешь.

— Выучился от старого капитана, — пробормотал Одноглазый, — никому ничего не говорить, пока жареный петух в жопу не клюнет.

Но в то утро мне никто ничем не мог досадить. Они с Гоблином могли бы устроить заваруху похлеще, чем в Таглиосе, и я бы только улыбнулся. Я подобрал куском хлеба соус с тарелки.

— Ладно. Айда одеваться, да пойдем кое-кому задницу порвем.

Когда тебе одному из сорока тысяч что-то обломилось, нужно помнить две вещи. Остальные тридцать девять тысяч девятьсот девяносто девять человек ненавидят тебя до глубины души. Однако сам ты в таком хорошем настроении, что окружающие невольно заражаются им.

К тому же им всегда можно сказать, что их доля — во-он за теми стенами.

Пока я влезал в прикид Вдоводела, вернулась разведка. Ребята сообщили, что неприятель выходит из города и из лагеря. Что этими гадами кишмя кишит. Не менее десяти тысяч в лагере плюс к тому каждый способный нести оружие горожанин.

Вряд ли эта банда так уж рвется в бой. Да и опыта у них маловато.

Я выстроил легион Могабы на левом фланге. Очиба занял правый, а обновленная часть Зиндаба — середину. Меж ними я поместил всех бывших пленных, кого мы смогли вооружить, и надеялся, что выглядят они не такими уж олухами. Строй наш был внушителен: все — в белом, все — профессиональны, все — держат строй и готовы к бою.

Игра на запугивание.

Каждый легион я выстроил посотенно, с осями между рот, питая надежду, что противная сторона не додумается напасть прямо сейчас.

Прежде чем вскочить в седло, Госпожа сжала мою руку:

— Вечером — в Штормгарде.

— Эт-точно.

Я поцеловал ее в щеку.

— Кажется, я не вынесу сидения в седле. Все болит.

— Такова уж женская доля.

Я оседлал коня.

На плечи мои немедля опустились две крупные черные вороны. Я вздрогнул от неожиданности. Все поразевали рты. Я оглядел холмы, но ходячего пня нигде не было. Однако кое-какой прогресс наблюдался: уже во второй раз ворон видел не я один.

Я нахлобучил шлем. Одноглазый опутал мои доспехи сетью магических огней. Я занял место впереди легиона Могабы. Госпожа встала перед легионом Очибы. Мурген со знаменем — перед Зиндабовой частью, на десяток шагов впереди всех остальных.