оборотней, она, должно быть, была в ужасе, потому что моя смерть привела бы к её смерти. Спорю, Лоу остро это осознавал и боялся за свою пару.

Но я также уверена, что я ему небезразлична.

Он выбирает с полки флакон с лавандой. Я не чувствую его запаха, но по мере того, как комнату заполняет пар, я наполняю лёгкие тёплым воздухом. Может быть, я не та, кому предназначался Лоу, но это не значит, что между нами ничего нет. Всю свою жизнь у меня было так мало, что я знаю, лучше не требовать всего или ничего. Я умею довольствоваться малым.

— Готово, — произносит он своим низким, обыденным голосом.

Как в полусне, но мы понимаем друг друга без слов: я плавно встаю и распускаю волосы, проводя по ним рукой, пока они не упадут мягким каскадом на плечи. Сбрасываю всю одежду и остаюсь обнажённой, кожа бледная, прохладная и липкая.

Должна ли я нервничать? Потому что я не нервничаю. Лоу… Я не уверена, что он чувствует. Он определённо не делает вид, будто не заинтересован, и пожирает меня взглядом, не единожды прослеживая каждый изгиб моего тела, то немного скрывая, то ничего не тая. Я не такая, как женщины оборотни. У меня нет рельефа и чётко очерченных мышц. Возможно, Лоу уже знал, чего ожидать, или ему всё равно. Его взгляд становится туманным, когда я делаю шаг вперёд, и я беру его руку, когда он её протягивает. Я сонливая, ноги подкашиваются. Он опускает меня в ванну.

— Какое приятное ощущение, — вздыхаю я, погрузившись в воду. Наклоняюсь вперёд, упираясь лбом в колени, позволяя волосам разметаться вокруг меня.

— Да, — отвечает он. Он не в ванной, но, возможно, имеет в виду зыбкое тепло этого негласного соглашения. Этого момента, который мы разделяем. Он берет с полки мочалку и окунает её в воду.

Первым делом он нежно проводит по моей согнутой шее.

— Так ты один из них, — говорю я, мгновенно расслабляясь под его прикосновением.

— Из кого?

— Людей, которые пользуются мочалками.

Я слышу улыбку в его голосе. — Если у тебя есть губка…

— Я ничем не пользуюсь, — предложила я.

Потому что это очень похоже на предложение. Даже просьбу. Но он ничего не ответил и продолжил проводить по рукам, начиная с плеч. Его руки были твёрдыми, но слегка дрожали. Возможно, он был более напряжен, чем я.

— Это показалось слишком напористым, — наконец признал он. На его скулах играл оливковый румянец, а голос был хриплым. Он терпеливо прокладывает путь к моей лодыжке, затем медленно поднимается вверх по ноге.

Я решила быть напористой. Взяла его руку в свою и погладила каждый сустав большим пальцем, один за другим. Когда его бдительность ослабла, я выхватила у него ткань и отпустила её, позволив ей улететь. Я знаю, он хочет меня коснуться. Знаю, он не попросит. Знаю, ему нужно, чтобы я это сделала — снова положила его руку мне на колено, но на этот раз без преград.

Его дыхание участилось, стало прерывистым. Челюсть сжалась, словно он прикусил внутреннюю сторону щеки. Кожа моего бедра блестит под его пристальным взглядом, и его пальцы сжимаются вокруг моей плоти, на грани чего-то прекрасного, чего мы оба хотим.

Но Лоу себя одёргивает. Он зажмуривает глаза и встаёт, чтобы заняться моей спиной.

Я сглатываю хныканье. — Трус, — добродушно шепчу я.

В отместку он прижимается губами к моей шее, как в самолёте: посасывает, облизывает и слегка покусывает. Тонкое напоминание о том, что он отличается от меня, представитель совершенно другого вида. Если мы продолжим, нам придётся всё обговорить.

— Ты… Как оборотни занимаются сексом?

Он тихо смеётся мне в кожу, но я чувствую напряжение в его голосе. — Ты волнуешься?

Я запрокидываю голову назад. — А должна?

Он массирует мне грудину. — Я никогда не причиню тебе боль. Никогда.

— Знаю. Не знаю, почему я спросила, — я закрываю глаза, и он принимает моё негласное приглашение.

Я растворяюсь в его прикосновениях, поражаясь тому, как нечто столь простое может дарить такое наслаждение. Он задерживается на моей груди, скользит по бёдрам, но не забывает и обо всех остальных уголках. О каждом изгибе и линии, каждом мягком и уязвимом месте моего тела. Моя кожа покалывает, кипя от неизвестного вида удовольствия. Лоу невероятно тщателен: он находит точки, которые хочет исследовать, замедляется, его дыхание становится тяжёлым у моего уха, прерываемое тихими одобрительными стонами. Он не спешит, не торопится переходить дальше, пока не убедится, что выполнил свою задачу. В этом, без сомнения, есть что-то откровенно сексуальное, но дело не только в этом. Меня исследуют, изучают. Успокаивают и одновременно воспламеняют.

— Ты такая красивая, — шепчет он, будто невзначай, скорее про себя, чем обращаясь ко мне, и внезапно я больше не могу этого выносить. С закрытыми глазами я ищу его руку под водой. Я сплетаю наши пальцы и направляю их к внутренней стороне бедра. Это безмолвная мольба.

— Я так устала, — вздыхаю я. — И я правда этого хочу.

— Боже, Мизери, — его сердцебиение источает аромат, словно он готов умереть за это. И всё же он собирается спросить, уверена ли я, а я собираюсь расхохотаться ему в лицо. Или огрызнуться.

— Лоу. Поможешь? Пожалуйста?

Его «Блять» тихое и исполненное благоговения, но пальцы двинулись туда, где они мне нужны. Едва ощутимое прикосновение костяшек к моим половым губам заставляет меня коротко выдохнуть сквозь зубы прямо когда он вдыхает. Наше дыхание сливается, повиснув в воздухе. — Хорошо, — доносится рокот из глубины его груди. — Хорошо.

Подушечка его большого пальца находит мой клитор, вырисовывая тёплые, ритмичные круги. Лоу облизывает губы и наполовину спрашивает, наполовину рычит: — Так?

Я киваю. Это не то, что я делаю сама, но это работает, каким-то образом даже лучше. С обеих сторон есть неловкость, но он понимает, где меня касаться. Как долго. С какой силой.

— Да, — я закусываю нижнюю губу, обнажая клыки, и прижимаюсь к нему.

— В тот вечер, когда мы встретились, когда ты спустилась по лестнице, — стонет он мне в плечо, — я думал о том,