Когда хозяйка «неразменной купюры» потребовала плату за эксплуатацию своего сокровища, жена испугалась, что дети окажутся «не теми», что она не встретит своих маленьких друзей из снов.

Рассказывая, она искоса все время поглядывала на меня: не посмеюсь ли я над ней. Но ее тоска по детям была слишком понятна мне. Я не стал признаваться ей в этом, чтобы не расстраивать: у нас с ней с детьми пока как-то не сложилось. Заметив мою задумчивую серьезность, она спросила:

— Я приняла решение одна, потому что тебя не было рядом. Но теперь скажи мне, как бы ты отнесся к появлению в доме сразу двоих чужих детей?

У меня опять, как в первые минуты встречи с женой, сжало горло: я так ясно представил себе дом — наш с ней дом, — наполненный детскими голосами. Я быстро закивал головой, потом наконец сумел произнести:

— Да. Я тоже хочу этого.

— Надеюсь, они окажутся теми самыми, моими, — прошептала Александра.

Я не очень понял, какое имеет значение, те или не те, если мы сумеем найти с ребятишками общий язык. Однако я вспомнил прощальный взгляд старухи и поверил: жене почему-то необходимо встретиться именно с этими детьми. А значит, и мне.

Мокрая дорога послушно стелилась под колеса. Я держал печку включенной, чтобы жена обсохла; в салоне разливалось ровное мягкое тепло. Несмотря на влажную одежду, будь я один, предпочел бы, конечно, холод и открытое настежь окно: почти двенадцать часов за рулем! Но к счастью, теперь я был не один. Ливень давно превратился в скромненький, моросящий дождик. Только молнии продолжали не переставая бить в отдалении: то впереди, то сбоку мы видели на горизонте их ослепительные зигзаги.

Жена, неудобно перегнувшись через ремень безопасности, который я запретил ей отстегивать, прижалась к моему плечу, тихонько терлась о него виском, осторожно поглаживала горячей ладонью мою руку. Я не мог ответить ей прикосновением: темень, мокрый асфальт. Да и не хотел: и без того все труднее становилось сдерживаться. Если бы не спешка!

Я искоса взглянул на жену. Как же ей объяснить, чтобы не звучало скабрезно?

— Аленька, сокровище мое! Я очень тебя люблю и страшно по тебе соскучился. Но… не пойми меня неправильно, но, может быть, ты не будешь прикасаться ко мне сейчас? Потому что это… несколько отвлекает меня от вождения.

Я не отрываясь смотрел на дорогу: участок пошел тяжелый, со множеством выбоин. Я лишь чувствовал, как руки жены на моем плече вздрогнули, замерли. Потом с облегчением и сожалением одновременно ощутил на их месте пустоту и холод.

Александра молчала. Не обиделась? Я вновь искоса глянул в ее сторону.

Жена свернулась калачиком на своем сиденье. Мирно и немного лукаво улыбаясь, она смотрела на меня.

В тот момент, когда я уже вновь отвернулся, она заговорила:

— Спасибо, дорогой. Мне приятно! Я еще ни разу не слышала от тебя такого страстного и откровенного признания. Извини, — добавила покаянно, без иронии, — я не подумала о тебе. Разучилась, должно быть. Видишь, какой стала черствой?

— Перестань.

— Это правда, — сказала она со вздохом. — Ты просто не знаешь.

— Расскажи мне, — попросил я. — Расскажи, как жила все это время.

— Я расскажу. А ты — о себе, хорошо?

* * *

Путь до Краснодара мы преодолели без сюрпризов и совсем незаметно — в оживленной беседе о наших прошлых — одиноких! — жизнях. В этих рассказах и расспросах горечь густо примешивалась к радости: мы устали считать, сколько раз имели шанс встретиться и не использовали его. Моя жизнь была более однообразной, и мне удавалось держаться в процессе повествования той простой мысли, что наша разлука длилась всего год. Поэтому я рассказывал довольно стройно. Александра же все время путалась, сбивалась. Годы одиночества казались ей куда более реальными, чем несколько лет нашего с ней супружества.

Уже через каких-нибудь минут пятьдесят, боясь верить удаче и сбрасывая скорость до положенных пределов, я вел автомобиль под огромным щитом с надписью: «Добро пожаловать в КРАСНОДАР!»

Половина одиннадцатого вечера — не самое удачное время для того, чтобы в незнакомом городе искать незнакомую же улицу, даже имея карту. Но нам опять повезло. Мы довольно быстро оказались в центре города, где еще била ключом жизнь. Один из поздних прохожих, у которого мы спросили дорогу, обещал выполнить для нас работу лоцмана: он, мол, живет как раз неподалеку от детского дома. Он был немного подшофе, пару раз сбился с пути, но в конечном итоге вывел нас прямо к дверям приюта.

С колотящимся от волнения сердцем, обнимая за плечи дрожащую как в лихорадке жену, я стоял перед наглухо закрытой дверью заветного приюта.

— Ну, Господи, благослови! — выдохнула жена и нажала кнопку звонка. — Виктор, прячься в машине! А то увидят меня с мужчиной, испугаются и не захотят впустить.

— Вот так грабители и террористы обманывают добрых людей, — пробормотал я, залезая в салон.

Дверь открылась. В освещенном проеме показалась сначала мужская фигура — охранник. Александра что-то тихо ему объясняла; потом на крыльцо вышла женщина. Голоса зазвучали более отчетливо.

— Ах, это вы? Миленькая моя, как же так получилось-то?! Детишек-то забрали уже. А вы и не знали? Звонили вы мне, помню. Мне бы тогда номер ваш записать, я бы вас предупредила, чтоб не ехали зря.

Все, полоса везения оборвалась! Я понял, что из машины можно вылезать: конспирация не требуется.

— А-а-а, так вы с мужем приехали… Ну, все веселее, чем одной. Забрали детишек…

— Давно забрали? — спросил я.

— Не так давно. Уж вечером. Да. Бабушка нашлась. Вот ведь радость! Мыкались-мыкались, а теперь по-барски жить будут. В Англию она их повезла. Поди, уж улетели: она тут билетами размахивала в Лондон, все объясняла, что, мол, опаздываем, сегодня летим. И визы у нее уже готовы; все документы перед начальницей разложила… Они заранее договорились. Я-то не знала! Марь Пална говорит, эта бабушка приходила не однажды…

Описать внешность «бабушки» нянечка толком не сумела. «Обычная старушка!»

— А откуда тут можно в Англию улететь? — удивилась жена.

— Из Ростова. Наш аэропорт — нет, наш — внутренний только. В Ростове — там международный. Там в этот Лондон, почитай, каждый час самолеты летают. Может, два часа, не знаю… У меня там зять работает, грузчиком; дочка там у него живет…

Прежде чем распрощаться с работницей приюта, я подробно расспросил ее о бумагах, которые были предъявлены директрисе. Женщина из любопытства сунула в них нос и смогла довольно подробно описать. Описание внушало мне доверие: да, по этим бумагам детей должны были беспрепятственно пропустить и через российскую границу, и через британскую. Причем наша помощница успела заметить свежую дату на авиабилетах.

Выбираясь на М-4, мы обсуждали сложившуюся ситуацию и наши шансы. Оба не сомневались, что детей надо догонять.