Она открыла рот, чтобы ответить, но не смогла издать ни звука.

— Я обещаю оставаться рядом с тобой, — продолжал он, — пока все это не закончится. И всю жизнь после этого. А теперь твоя очередь. Дай мне обещание, Сюзанна… — Его голос был хриплым от волнения. — Скажи мне, что ты не умрешь. Ведь я не смогу жить без тебя, любимая.

Она стиснула зубы и, как смогла, кивнула.

А затем в нее проникло лезвие, и если бы в ее легких оставалось хоть немного воздуха, то она закричала бы.

Ее пронзила боль, похожая на огонь, — нестерпимая боль. Но затем пришло облегчение — и так стремительно, словно внезапно хлынул дождь.

Первый поток воздуха в ее легкие… он вызвал головокружение, и ей почудилось, что она медленно погружается в глубокий темный колодец. И, пока она падала туда, до нее доносились голоса.

— Кажется, она потеряла сознание.

— Возможно, это милость Божья.

«Да, — думала она, вращаясь и кувыркаясь в темноте. — Конечно же, милость».

«Она поправится довольно быстро, если только не возникнет лихорадка», — вот что сказал ему Дэниелс после завершения процедуры. Но несколько часов спустя, почти сразу же после того, как они отвезли ее в Саммерфилд, лихорадка началась. И теперь Брэм не отходил от нее ни на минуту. Он нес постоянную, бессменную вахту у ее постели. Коротал часы, ухаживая за ней, как мог. Уговаривал ее выпить ложку чая, настоянного на коре ивы, или смывал губкой пот с ее лба. Иногда он разговаривал с ней или читал вслух газеты. Иногда же рассказывал истории из своего детства. И постоянно умолял ее не умирать. Спал он редко, урывками. Но регулярно и жарко молился, так что даже монах-бенедиктинец позавидовал бы подобному рвению.

Многие приезжали и заходили в комнату больной. Дэниелс, горничные, сэр Льюис Финч… Иногда приходили даже Колин и Торн. И все они время от времени убеждали Брэма хотя бы немного отдохнуть. «Спустись вниз и нормально поешь, — говорили они. — Отдохни и поспи в нормальной спальне ниже по коридору».

Но Брэм упорно отказывался. Он знал, что должен сдержать свое обещание, должен оставаться рядом с Сюзанной. И он точно знал: пока он рядом с ней, она не умрет.

Однажды днем зашел сэр Льюис и занял кресло с другой стороны постели.

— Кажется, сегодня она выглядит гораздо лучше, — заметил старик.

Брэм кивнул:

— Да, мы думаем, что ей лучше.

А этим утром, когда он поправлял подушки под ее головой, его рука коснулась ее щеки. Щека не пылала жаром, а была прохладной. Он позвал Дэниелса, чтобы тот подтвердил, потому что Брэм не доверял самому себе после многих часов тщетного ожидания.

Но это оказалось правдой — лихорадка отступила. И теперь главное — чтобы она проснулась без каких-либо осложнений. Нести бессменную вахту стало гораздо легче, и все же ожидание было невыносимым.

— Сэр Льюис, вы должны кое-что знать. — Брэм взял Сюзанну за руку. — Я планирую жениться на вашей дочери.

— Вы… планируете жениться на ней? — Старик уставился на Брэма с удивлением. — Вот так вы просите у джентльмена руку его единственной дочери? Брэмвелл, я думал, что ваш отец воспитал вас лучше.

— Мы будем благодарны за ваше благословение, — ровным голосом проговорил Брэм. — Но нет, я не прошу у вас ее руки. Сюзанна достаточно умна, чтобы самостоятельно принимать решения.

— Ну… что ж… — Старик вздохнул. — Моя единственная дочь выходит замуж. Она теперь совсем взрослая, не правда ли? — Дрожащей рукой сэр Льюис коснулся волос спящей дочери. — А ведь кажется, еще вчера она была малышкой, которую приходилось укачивать на руках.

— Нет, это было не вчера. — Брэм покачал головой. — Вчера она лежала на этой постели в лихорадке и боролась за жизнь.

— Да, знаю. И вы во всем обвиняете меня, считаете меня корыстным монстром.

Сэр Льюис сделал паузу, словно ожидал, что Брэм возразит.

Но тот промолчал, и старик вновь заговорил:

— Однажды самое главное изобретение корыстного монстра будет усовершенствовано, и благодаря этой пушке сократится продолжительность осад, что позволит спасти жизни многих английских солдат.

— Да, возможно.

— Поверьте, я люблю свою дочь. — Старик снова вздохнул. — Вы даже не представляете, какие жертвы я принес ради нее… понятия не имеете.

— Возможно, сэр. Но я знаю, на какие жертвы она пошла ради вас. И вы понятия не имеете, какая она замечательная женщина. Ведь вы так поглощены своей работой и своими собственными достижениями… Я не сомневаюсь в том, что вы действительно любите Сюзанну, сэр Льюис. Но вы… чертовски неумелы в этой области.

Сэр Льюис побледнел.

— Как вы смеете говорить с мной подобным тоном?!

— Я полагаю, что могу говорить с вами так, как пожелаю. Я граф Райклиф, помните?

— Я не должен был способствовать тому, чтобы вы получили этот титул.

— Не в вашей власти лишить меня его. Теперь я лорд.

Брэм сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Он был в бешенстве от того, что сэр Льюис подверг Сюзанну, Финна и других смертельной опасности. Но если фортуне будет угодно, то этот человек скоро станет его тестем. И им придется поладить хотя бы ради Сюзанны.

— Мой отец высоко ценил вас, сэр, — сказал Брэм. — Я тоже отдаю вам должное. Несомненно, вы блестящий изобретатель. Результаты вашего труда помогли британской армии иметь преимущество на многих полях сражений. И почти всякий раз, когда я поднимаю свой пистолет, я вспоминаю вас, сэр. Но ваши дочь, сэр Льюис… — Брэм повернул голову и, посмотрев на спящую Сюзанну, сжал ее руку. — Ваша дочь помогает молодым особам, которые бросают вызов всему обществу. И при этом она находит время для раненого, никому не нужного офицера. Возможно, я не обязан ей жизнью, но я обязан ей своим счастьем. А если вы думаете, что нарезная пушка будет вашим самым великим изобретением, то вы, сэр, дурак. Ваше самое великое изобретение прямо здесь, сейчас спит в этой постели. Но из-за своей гордыни вы чуть не потеряли ее.

И он, Брэм, тоже чуть не потерял ее. Раньше он не позволял себе даже думать о том, что Сюзанна для него значит, но теперь, когда лихорадка отступила и Дэниелс дал превосходные прогнозы на полное выздоровление… теперь-то он понял, что его гордость никогда не станет между ним и любимой.

— Вы правы, Брэмвелл. — Глаза старика наполнились слезами. — Я знаю, что вы правы, и я могу только надеяться, что когда-нибудь она найдет в себе силы и сможет простить меня.

— Конечно, так и будет. Но надеяться на ее прощение — это не единственное, что вы можете сделать, сэр Льюис. Вы можете попытаться заслужить его.

Постельное белье зашелестело, и Брэм обратил взгляд на Сюзанну. Ее бронзовые локоны затрепетали на щеках.

О, забудьте про пение птиц, мелодичный звон колоколов и тихое журчание ручья, бегущего по камням. И даже про хоры ангелов можно забыть. Никогда в жизни он не слышал ничего более прекрасного, чем голос Сюзанны, когда она пробормотала: