Иначе дело обстояло в Монголии, в которой происходит борьба между коренным монгольским населением и китайским правительством, стремящимся к окитаянию населения и захвату монгольских земель для колонизации их китайцами. Южные хошуны Монголии, окитаявшиеся уже в значительной степени и находящиеся под более сильным влиянием Пекина, тяготели скорее к японцам, северные же, отстоявшие свою самостоятельность более широко, искали в русских поддержку против Китая и, безусловно, сочувствовали нам. Тяготению к России способствует, между прочим, соседство и связь с нашими бурятами-монголами. Из монгольских князей наиболее к нам расположенным казался князь хошуна Чжасту Ван-Удай, который в мае месяце с. г. сам прибыл в Главную Квартиру, чтобы представиться Главнокомандующему. Необходимо отметить, что при ставке этого монгольского князя находилась монгольская экспедиция подполковника Хитрово, о которой упоминалось выше (отд. 1. лит. В). Поэтому, казалось, после смерти (24 февраля с. г.) князя хошуна Джалайт наиболее подходящим для нас кандидатом в Председатели Чжеримского сейма (10 хошунов) являлся князь Удай, но китайское правительство назначило, за неимением у князя Джалайта прямого наследника, временным заместителем — его помощника князя Южного Горлоса[86], который и должен был править сеймом впредь до получения из Пекина указа Богдыхана[87] о назначении нового Председателя.

Так как князь Южного Горлоса не был особенно расположен к нам, то были сделаны в мае месяце с.г. попытки провести кандидатуру князя Удая на Председателя Чжеримского сейма, но тогдашнее наше политическое положение при пекинском дворе, в связи с тем обстоятельством, что Удай не пользовался расположением китайского правительства, заставило нас отложить это дело до окончания войны.

Единственно, что, казалось, можно было сделать в наших интересах, это воспрепятствовать утверждению князя Южного Горлоса Председателем Чжеримского сейма, но вопрос до настоящего времени стоит открытым.

В целях же расположить в нашу пользу князя Южного Горлоса, была сделана попытка заключить с ним договор, в силу которого он получал от нас ежемесячную субсидию в размере 5 тысяч рублей с обязательством охраны Китайской Восточной железной дороги на протяжении ее, противолежащем землям как княжества Южного Горлоса, так и всего Чжеримского сейма, т. е. от ст. Шитодчензы до ст. Гунчжулин.

Этим договором достигалась двойная цель: расположение князя Южного Горлоса, временно исполняющего должность Председателя Чжеримского сейма, в нашу пользу и охрана железной дороги.

В заключение нельзя не отметить особенно тот благоприятный случай, который представился нам в течение войны и которым было решено воспользоваться для установления более тесных отношений с монголами и для усиления нашего авторитета в их глазах.

Известно, что после занятия Лхасы англичанами, Далай-Лама[88] бежал и избрал временным местом жительства г. Ургу. Так как имелись сведения, что Далай-Лама был готов перейти под наше покровительство и переселиться в один из дацанов Забайкалья, то возникла мысль воспользоваться этим и сделать попытку к переселению его в наши пределы, тем более что имелись сведения о готовившемся переселении Далай-Ламы в более отдаленные от нас южные хошуны Монголии, находящиеся под более строгим надзором китайских властей.

Доказательством симпатий Далай-Ламы к русским может послужить ответ его, данный монгольской депутации князя Удая: «Все тибетцы и монголы должны держаться только одного народа, именно русских и ни в коем случае не китайцев, англичан и японцев».

Для ведения этого сложного, но чрезвычайно важного для армии и России дела, переселения Далай-Ламы в пределы России, имелось в виду пригласить в армию тайного советника Позднеева, известного в России знатока Монголии и Дальнего Востока.

Запрошенные по этому поводу министр иностранных дел и Наместник на Дальнем Востоке не отнеслись, однако, сочувственно к вышеизложенному проекту, причем министерство иностранных дел находило наиболее соответственным — возвращение Далай-Ламы в Лхасу (секретная телеграмма министра иностранных дел Главнокомандующему от 16-го апреля с. г. за № 3817).

Таким решением вопроса, как указано в телеграмме Главнокомандующего генерала от инфантерии Линевича на имя Наместника ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА на Дальнем Востоке от 22 апреля за № 4780»,мы упускаем, может быть, навсегда случай получить возможность влиять в наших политических целях на весь религиозный мир Монголии, и, напротив того, восстанавливая религиозный центр в Лхасе, находящийся под непосредственным влиянием англичан, передаем это оружие в их руки».

Б. Переписка по разным делам, не имеющим непосредственного отношения к разведке

Разведывательное отделение штаба Главнокомандующего, кроме вопросов, имеющих непосредственное отношение к разведке, ведало еще личным составом отделения, денежной отчетностью по разведке, перепиской по гражданским делам с военными комиссарами, с нашими военными агентами в Китае, а также в отделении было сосредоточено делопроизводство, касающееся иностранных военных представителей.

При иностранных военных агентах состоял Генерального штаба подполковник Базаров.

Между иностранными военными представителями находился принц Фридрих Леопольд Прусский, командированный на театр военных действий германским Императором Вильгельмом II.

Его Королевское Высочество прибыл в Главную Квартиру, на ст. Годзядян, 16 мая с. г., совершив путешествие через Монголию по маршруту: Пекин — Калган — Урга т-Кяхта — Верхнеудинск — Чита — Харбин, так как предполагаемое следование принца по кратчайшему пути, т. е. по Синминтинской железной дороге, не могло состояться, в силу нахождения названной линии в руках японцев.