И только потом пришла третья, самая главная мысль – о том, что спустя секунду думать уже будет некому.

Дирк оттолкнулся ногами от стены, подняв фонтан земли и щепок, и откатился в сторону. Тяжелая броня не была создана для гимнастических упражнений, сталь обиженно зазвенела, вспахивая шипами настил пола. Но все-таки он успел – потому что рядом с ним в землю ударило что-то огромное, тяжелое и стальное. Земля под Дирком резко встрепенулась, отчего он подлетел на несколько сантиметров вверх. Как снаряд тяжелой гаубицы с дефектным взрывателем, который не взорвался, но пробил глубокую шахту. Но это был не снаряд, что-то другое. Вокруг Дирка внезапно обнаружилось много свободного места. Полминуты назад он был стиснут со всех сторон чужими спинами и плечами, теперь же оказался в центре своеобразного пустыря. Французы отступились, не желая мешать своему гигантскому сослуживцу. Никто не хотел угодить под удар, от которого после человека останется не больше следов, чем от раздавленного дождевого червя. Дирк нашел взглядом Жареного Курта – тот уже поднялся, но сейчас был сжат серо-синими мундирами со всех сторон, и даже его кинжал, вспарывающий их ткань легче, чем портновские ножницы неудачную заготовку, сейчас не мог помочь ему выбраться из этого месива человеческих тел. Мертвого Майора Дирк не видел, но, судя по звукам, доносившимся сзади, сейчас он тоже был занят.

Француз-великан поднял свое оружие для нового удара. И Дирк не удивился, увидев огромный молот. Этот молот был взят не из ближайшей кузницы – потому что человек, сколь силен бы он ни был, не может орудовать чем-то подобным. Эта штука должна была весить не меньше полутоны. Полтонны отлитой из стали смерти на длинном древке. Не лучшее оружие для боя в тесных траншеях, но поражающая сила, не оставляющая после соприкосновения ничего живого, должно быть, позволяла мириться с его недостатками.

Исполин глухо и недобро заворчал, поспешно изготавливая молот для нового удара. Дирк поднялся на одно колено, ноги ощутимо пошатывались. Если бы им управлял тоттмейстер, было бы легче. Но Бергер был занят, и обращаться к нему значило терять то время, которое осталось в его распоряжении. Последние его крупицы. Француз скрежетнул зубами от натуги – даже для такого невообразимого здоровяка усилие требовалось недюжинное, – и над головой Дирка завис кусок стали размером с наковальню. Он понял, что возможности увернуться не будет. Слишком мало вокруг места, и слишком медленно восстанавливается после перенесенного удара тело. Будь он человеком из живой плоти, этот удар убил бы его, несмотря на доспехи, сотрясение контузило и разорвало бы все его внутренности, как у рыбы, оглушенной брошенной в реку гранатой. Дирк не был человеком из живой плоти, но даже его тело, питающееся силами тоттмейстера, было не всесильно.

Француз коротко выдохнул – и обрушил свое страшное оружие, тень от которого на мгновенье накрыла Дирка целиком. Небольшое солнечное затмение, которое не видел никто, кроме него. Которое окажется последним из того, что он видел после смерти, но до полного прекращения существования.

Отскочить он не успеет, разум услужливо подсказал ему это. И Дирк сделал то, на что еще был способен. Размахнулся палицей – счастье, что не выскочила из руки в падении – и встретил ею стремительно опускающееся древко, пытаясь отвести его от себя. Он не успел понять, получилось у него это или нет, потому что следующая секунда была наполнена грохотом, звоном, скрежетом и сумасшедшей тряской, в которой мозг был неспособен воспринимать собственное тело и его положение в пространстве. Казалось, тело Дирка разрубили на тысячи кусков, сложили их в большой сосуд и трясли изо всех сил. Он только понял главное – что каким-то образом еще жив, и это его удовлетворило.

Молот врезался в землю в нескольких сантиметрах от него. Не смести его траекторию удар палицы, доспехи лопнули бы, выжимая из щелей фарш, в который превратилось бы его тело. Дирк взглянул на палицу, которая помогла ему, и понял, что как оружие она ему уже больше не пригодится. Стальная рукоять толщиной в два пальца была изогнута под немыслимым углом, будто ее сунули под гидравлический пресс. «А ведь повезло, – мелькнула мысль. – Она могла просто разлететься на части».

Гигант на некоторое время потерял равновесие. Тяжеленный молот, отлетевший в сторону от намеченной точки, заставил его пошатнуться на неуклюжих непропорционально маленьких ногах. И дать Дирку несколько секунд для того, чтобы вновь подняться.

Дирк бросил бесполезную изувеченную палицу и быстрым движением выхватил из поясных ножен траншейный нож. Он редко пользовался этим оружием, предпочитая держать противника на расстоянии, но сейчас это было все, что осталось в его арсенале. На худой конец он мог схватиться с этим дьявольским порождением и на кулаках, но в этом случае их силы были бы неравны. А Дирк не любил предоставлять своим противникам преимущество.

Кинжал пел в воздухе, он двигался сам собой, и удерживающая его рука была лишь его продолжением, как парашют при осветительной ракете. Дирк даже не знал, куда он вонзится, оружие само выбирало себе цель, оставив сознанию решение более важных вопросов. Кинжал вошел в предплечье француза-великана мягко, как в набитую подушку, лишь треснуло форменное серо-синее сукно. Рука была столь велика, что с другой ее стороны показался лишь самый кончик лезвия. Дирк нажал на рукоять, используя кинжал в качестве рычага – и треск сломанных лучевых костей подсказал ему, что великан не столь уж крепок, как можно было предположить.

Всего лишь плоть. А живая плоть всегда слаба.

Дирк вырвал кинжал, и вовремя – великан, бросив свой страшный молот, прижал к груди покалеченную руку, издав то ли рык, то ли глухой стон. Каким бы беспомощным ни был разум, заточенный в этой горе мышц, он был способен ощущать боль. А боли сейчас было много.

Увидев, что их Голиаф ранен и временно вышел из битвы, сразу трое французов устремились к Дирку со всех сторон. Теперь они не опасались гигантского молота и могли действовать в привычной им манере. И по тому, как они взялись за дело, Дирк понял, что это не вчерашние новобранцы. Слишком быстро и слаженно действуют. Они обступили его почти ровным треугольником, зажав между собой, и стоило ему развернуться к кому-то из них, как тот отскакивал, позволяя товарищам атаковать в спину. Хорошая тактика, и Дирк быстро оценил ее преимущества, получив несколько чувствительных ударов между лопатками и в поясницу. Он привык сражаться в траншеях, самая широкая из которых не превышала двух метров, и в подобных условиях, когда стороны чаще всего оказывались лицом друг к другу, бой в окружении был редкостью. Даже если штурмовую группу прижали с двух сторон – а такое иногда случалось, – рядом всегда был товарищ, которому можно было доверить спину. Но у Мертвого Майора и Жареного Курта сейчас были свои заботы.

То, что эти противники не были новичками, было понятно и по их оружию. Никаких бесполезных штыков или саперных лопаток, у каждого было по боевому кайлу – подобию горняцких кирок с плоским острым клювом на одной стороне. Среди «висельников» это оружие не получило серьезного распространения, в плотном порядке удобнее орудовать более компактным и управляемым инструментом. Наверно, Жареный Курт только посмеялся бы, увидев подобное, и подобрал бы для него какое-нибудь обидное слово. Но Дирку сейчас было не до смеха – ему удавалось подставлять под удары лезвий прочные наплечники, но первый же хороший удар в спину разворотит ему позвоночник.