— Одевайся! — отвернулся.

Вскочив на ноги, Гержавина торопливо схватила свои вещи с дивана и стала поспешно натягивать на себя. Они выпадали из дрожащих рук, она снова подхватывала их. Ноги не попадали в трусики, руки — в рукава. Наконец, надела и подала испуганный голос:

— Девочки. Где мои девочки?

Рядом с нею пыхтел, одеваясь, подельник. Вадим кивнул ему:

— Приведи.

Подобострастно проскочив мимо Хичкова, тот вышел за дверь. Вернулся, подталкивая перед собой детей. В их глазах стоял страх, но они молчали, боясь всхлипывать. Бросились к матери. Она обхватила их и долго стояла с ними на одном месте, отходя от пережитого ужаса. Напряжение медленно покидало ее тело, и чем больше оно покидало его, тем глубже и спокойнее женщина начинала дышать. Разумеется, о полном покое, пока она с детьми находилась тут, не могло быть речи, но сейчас детей снова вернули ей, ее крошки были возле нее, и это вселяло надежду, что скоро все закончится. Гладя их по волосам, мать, что-то шепча им на ушко, села на диван и посадила их рядом. Взгляд ее скользнул по Ольге, и по лицу пробежало тревожное сочувствие и стыд за случившееся.

Видя то, что происходило в комнате, Ольга сжимала зубы, будто все испытывала на себе. Впрочем, собственная боль отошла на второй план, осталась где-то в прошлом, и как бы уже не была ее болью. Ольге было жалко женщину, ее детей и Сергея Сергеевича. За то короткое время, какое они были вместе в этих стенах поговорить толком так и не довелось. Постоянное присутствие в комнате подручного Хичкова лишало этой возможности. Он не разговаривал с ними, но и им в полной мере не давал общаться. Так, редкая короткая переброска словами, не более того. Но даже из этих подчас малозначащих слов, из недомолвок, Ольге все ж удалось уловить, чего именно Хичков хотел от врача. Сейчас она лежала на боку и сострадала женщине так же тревожно, как та сочувствовала ей.

60

На следующий день Глеб от Хичкова получил на телефон сообщение со снимками Ольги. И дальше все произошло так, как предполагала она. Глеб, глядя на фото, взбеленился. Его привычная сдержанность была загнана в самый дальний уголок души, а на волю вырвалась ярость. Лучше было бы Хичкову не делать этого, лучше было бы ему вообще не рождаться, потому что Корозов закусил удила и потерял не только осторожность, но перестал видеть в Хичкове человека. А это значило, что Вадиму не светило никакое прощение. Глеб немедля вызвал к себе начальника охраны и на полную катушку пропесочил его за то, что тот, даже имея наводку Фокина, не может напасть на след бандита. Исай в ответ в свое оправдание не отважился произнести ни одного слова. Слушал молчком, узкое лицо с впалыми щеками застыло, как восковое. Возмущение Корозова для него было объяснимо, поиски Хичкова действительно растягивались, как резина. Чем больше проходило времени, тем длиннее эта резина становилась. Таким взбешенным Исай давно не видел Глеба и сообразил, что-то произошло такое, что взорвало Корозова. Высказывая свое негодование, Глеб ходил по кабинету, заложив руки за спину. Черный костюм застегнут на все пуговицы, галстук на вороте синей рубахи крепко обхватил горло. Стоя у двери, Исай следил за ним глазами. И чувствовал, как начинают потеть подмышки. Такое бывало очень редко, очень редко, но все-таки случалось. Это доводилось испытывать тогда, когда обстоятельства загоняли в тупик, когда, казалось, что все уже пройдено, а результата нет как нет. Вышел от Глеба он с мокрой джинсовой рубашкой под мышками.

После него Глеб позвонил Фокину и Акламину, узнать, есть ли у них какие-либо обнадеживающие новости? Но ни у Бориса, ни у Аристарха никаких подвижек не было. Ни одному из них порадовать Глеба было нечем. Негодование раздирало его на части. Хичков словно сквозь землю провалился. Водил за нос всех. То ли отсиживался где-то, прервав контакты со всеми, то ли соблюдал предельную осторожность. Скорее всего, второе. Иначе не появились бы эти снимки.

Со своей стороны Вадим, туго знавший дело, спешно исполнял последние заказы и везде выставил свои маячки, чтобы выяснить круг лиц, который им интересуется. И увидел, что на него началась целая облава. Вычислил Корозова, Фокина и полицию. Игра с ищейками приобретала особую пикантность. Он любил риск. Но никогда не рисковал без головы. Полагался на интуицию, как зверь на чутье. По его рассуждениям, Глеб должен начать метаться и совершать ошибки. Это и нужно было Хичкову. Чтобы на пределе метаний окончательно выбить Корозова из колеи последним звонком.

Рассматривая снимки, Глеб видел избитое измученное тело Ольги и у него, крепкого человека, от бессилия на глазах появился влажный туман. Ему представлялось, что остался только один выход: взять Хичкова во время передачи денег. То же самое понимал и Вадим. Взять его попытаются именно в этот момент. Хотя Корозов ждал звонка и готовился к разговору, тем не менее, как часто случается, звонок прозвучал неожиданно. Среди ночи, когда Глеб, ворочаясь с боку на бок, мучился неспокойным сном. Очнувшись, схватил телефон с тумбочки:

— Алло. Алло, говорю!

На другом конце отчетливо раздалось:

— Говорить будешь, когда я разрешу! А пока слушай! Ты проснулся?

Услышав чеканный голос, Глеб мгновенно вспыхнул, вскочил с постели, отбросив одеяло прочь:

— Конец тебе, Хичков! Я удавлю тебя! — выдохнул, напружинивая мускулы.

В ответ телефон замолк. Корозов оторопело уставился на него. Тут же набрал номер, но телефон не ответил, был уже отключен. Глеб нервно заходил по темной комнате. Долго не мог успокоиться. Потом сел на кровать, вскочил, и так несколько раз вскакивал и садился, и снова вскакивал. Дальше спать уже не мог. Подошел к окну и тупо стал смотреть в хмурое ночное небо, на тусклые светильники во дворе, на ряд машин вдоль подъездов. Затем стал ходить по квартире. Из комнаты в комнату. Без Ольги они были пусты и холодны. Сейчас это ощущалось особенно болезненно. Включил везде свет. Но это не улучшило его настроения. Только под утро, часов в пять, немного пришел в себя. И в этот момент новый звонок разорвал тишину. Опять звонил Хичков.

— Слушаю тебя! — сдерживая свой накал, произнес Корозов, стоя посреди комнаты.

— Так-то лучше! А то, распетушился, — сказал Вадим. — Слушай внимательно! Зеленые положи в сумку! С утра держи наготове возле себя. Передача состоится сегодня в двадцать один час тридцать минут в драматическом театре. Твое место сорок