Уилл шагнул ко мне, прежде чем я успела ответить.

– Это все твоих рук дело? Фос знает об этом? Не разочаруется ли он в тебе, когда узнает, сколько неприятностей ты доставила? Разве он не собирался подождать, пока вы свергнете старейшин? Пока новости не распространятся по городу? И действительно ли поджог главного здания – это выход?

Как он мог так спокойно говорить?

Я тоже сделала шаг вперед и испугалась, увидев его лицо. Хотя его голос был спокойным, почти небрежным, я могла видеть правду в его глазах. Он боролся с ней. Он все еще боролся с этой силой.

Смех Марсии разорвал воздух.

– Ты думаешь, что только потому, что однажды бросил вызов моей воле, теперь можешь манипулировать мной? Фос, конечно, знает. Фос знал о каждом моем шаге с самого начала. Так было всегда, и так будет до конца наших дней.

Я вдохнула, втянула воздух, пропахший дымом. Была вероятность, что она сказала правду и они с Фосом действительно были в одной лодке. Тем не менее, он рассказал мне совершенно другую историю их прошлого, чем она… но была и другая вероятность.

– Я знаю, что ты делаешь, – сказала я, не отрывая от нее взгляда, хотя меня снова трясло, а паника разливалась по венам. – Я знаю последствия опьянения. Они подчиняются тебе не потому, что хотят, а потому, что ничего не могут поделать.

Она с жалостью посмотрела на меня.

– Поздравляю. Ты наконец-то раскрыла самую интересную часть нашего дара.

Время отрицания, по-видимому, прошло.

– То же самое ты делаешь с Фосом? Используешь перед ним свой дар, а затем навязываешь ему свою волю?

Одним махом ее надменность исчезла, а красивое лицо исказила гримаса. Она сердито сверкнула на меня глазами, как будто я оскорбила ее худшим образом.

Она не успела дать мне ответ. В этот момент сверху послышались шаги, и за ней встал не кто иной, как старейшина Пиро. На Фосе был его плащ и старый джемпер, который он носил последние несколько дней, и он смотрел на меня с выражением, которого я никогда раньше у него не видела.

– Мы – одна семья, – сказал он. – Конечно, она этого не делает. Когда мы узнали истинное значение опьянения, мы испытали его на мне один раз, после чего поклялись никогда больше этого не делать. – Он обнял ее за плечи и улыбнулся.

Мне стало плохо.

Тысяча вопросов пронеслась у меня в голове.

Почему он солгал мне?

Какая история о Гайе была правдой? Та, которую он рассказал мне, или та, в которую верила Марсия?

Кто устроил пожар и почему?

И каков, черт возьми, был его план?

Но сейчас имел значение только один-единственный вопрос.

– Что вы собираетесь делать с Иви?

– Я действительно надеялся, что мы сможем найти путь к существованию вместе, – сказал он мягко, как будто я вообще ничего не говорила. – Мы так много сделали для тебя, Киана. Мы все еще можем это сделать. Я могу дать тебе не только свободу, но и силу, о которой ты и мечтать не смеешь. Но ты, наконец, должна перестать задавать так много вопросов. Вместе мы можем изменить мир.

– Скажите, что мне нужно сделать, чтобы вы отпустили Иви. Скажите, чего вы хотите от меня.

Фос неодобрительно покачал головой, как будто у него не осталось терпения снова и снова объяснять ребенку одно и то же.

– Я просто хочу твоего доверия.

Моего слепого доверия.

Он хотел, чтобы я перестала думать самостоятельно. Он хотел именно того, против чего его последователи протестовали перед Омилией.

Все это не могло быть правдой!

– Эвелин здесь не из-за тебя, – прошипела Марсия. – Это просто приятный побочный эффект, что ты тоже пришла сюда.

– Нерон и Арья – трусы, они сбежали, – объяснил Фос. – С Арьей мы разберемся позже, а с Нероном мы должны свести счеты сегодня вечером. Поэтому мы подумали, что для него будет мотивом появиться, если мы будем угрожать жизни его племянницы.

– Так же, как вы свели счеты с Гайей? – воскликнула я. Мой голос дрогнул. Я стряхнула руку Уилла.

Глаза Фоса сверкнули, и он поджал губы, пока они совсем не исчезли.

– У меня было видение, – выпалила я. Я не могла остановиться, хотя тошнота становилась все хуже и хуже. – В котором Марсия рассказала, что она сделала со своей собственной матерью. В котором она объяснила мне, что вы были тем, кто помог ей в этом деле.

Фос ничего не ответил. Марсия тоже молчала. Ее взгляд блуждал между Уиллом и мной. А потом я тоже услышала это: шарканье. Человек, который подошел ближе. Кто-то явно хромал.

Я повернулась.

Нерон шел по коридору, который вел прямо к центру Идора. Весь в поту, с прерывистым дыханием. Его шрам угрожающе блестел в свете люстры.

Никто не пошевелился, пока он не подошел к нам. Никто не выпускал его из виду.

Его взгляд был прикован только к одному человеку. Бесчисленные эмоции сменялись в нем. С осознанием пришла боль, за которой последовало отчаяние, затем вспышка паники.

Это были почти те самые эмоции, которые были написаны на лице Агнии, когда она впервые за все эти годы увидела меня. Только сильнее. И более противоречивые. Потому что еще несколько часов назад Нерон понятия не имел, что у него есть ребенок. На долю секунды он не был старейшиной, он не был человеком, который разрушил жизни моих родителей и многих других.

Он был не кем иным, как отцом, который впервые в жизни увидел свою дочь.

Но затем коктейль эмоций исчез и сменился одной эмоцией: гневом.

– Отпусти ее, – сказал он опасно тихим голосом. – Я здесь. Отпусти Эвелин.

Фос с улыбкой ответил на его пронзительный взгляд, а затем коротко кивнул Марсии. Казалось, она изо всех сил старалась не выдать эмоционального хаоса, который почти наверняка бушевал внутри нее сейчас, когда она смотрела на своего отца. Марсия смотрела на него несколько секунд, и я не могла сопротивляться сочувствию, которое захлестнуло меня.

Я никому не пожелала бы Нерона Лагарда в качестве отца. И я не пожелала бы даже злейшему врагу такого детства, какое было у нее.

Несмотря на параллели в ее жизни и моей, я понятия не имела, на что похожа ее боль. Я тоже слишком поздно встретила своих настоящих родителей и узнала правду, тоже испытала страдания, но я выросла с людьми, которые любили меня, которые заботились обо мне и всегда были рядом со мной. И я не провела всю свою юность, пытаясь исследовать свой дар, снова и снова приближаясь к смерти. Меламарсия видела в этом преимущество, доказательство того, что она намного сильнее меня, и, может быть, так оно и было. Но в тот момент, в те несколько секунд, что она не могла оторвать глаз от Нерона, я увидела агонию в ее глазах. Я увидела, что это было на самом деле. Запретные книги были правы: наш дар не был подарком. Это было проклятие, от которого все тяжелее избавиться каждый раз, как оно срабатывало.