Где те времена, когда ее заботили прически и последние веяния моды, когда она интересовалась, кто с кем встречается, и была в курсе музыкальных новинок? Как можно теперь воспринимать жизнь по-старому?

Если бы только она осталась в тот день в автобусе! Наплевала бы на гордость, вернулась домой, попросила Хэзер и Дон о помощи. Вот только… она так страстно хотела спасти сестру. Хотела узнать, где Розмари, загладить свою вину перед ней, попросить прощения за то, что ничего не знала, не приезжала навестить, не помогла выздороветь. Она, Сейдж, была наивна, полна надежд и самонадеянна. Уместно ли винить себя за это?

А может, она попросту была глупа.

На выезде из парка она вспомнила, как в тот день думала и об отце: что ему понравились бы здешние деревья и пейзажи и что он никогда не отослал бы Розмари. Как он воспринял бы смерть одной из дочерей? Как повел бы себя, узнав о страданиях, которые довелось испытать Розмари? Наверняка пришел бы в ярость, был бы убит горем. Знать бы только, где найти его.

Затем она вспомнила об Алане. Как теперь встретиться с ним после того, что он сделал? Как жить с отчимом в одной квартире?

Она сделала глубокий вдох и попыталась собраться с мыслями. Первым делом нужно принять душ, переодеться и поспать. Она едет домой, и это уже хорошо. Об остальном можно подумать потом: как быть с Аланом, если он еще в городе; как рассказать друзьям о случившемся. Как найти в себе силы вернуться к нормальной жизни. Вероятно, ей предстоят трудные дни, даже недели, но разве можно сравнить их с тем, что переносили день за днем Розмари и тысячи других несчастных, запертых в Уиллоубруке?

Наконец они вернулись к цивилизации: дома, магазины, светофоры, люди на чисто выметенных тротуарах, автомобили на гладких дорогах, миниатюрные огоньки, мерцающие на ухоженных деревьях и изящно подстриженных кустах, — и Сейдж снова чуть было не расплакалась. Она думала, что никогда больше ничего этого не увидит.

До поездки в Уиллоубрук ее бесило, когда им с подругами порой не хватало денег на такси и приходилось идти пешком. Но теперь она вспоминала, как они смеялись, болтая о мальчиках и вечеринках, как солоноватый ветерок с океана раздувал им волосы. С этих пор, ступая на тротуар, она будет благодарить Бога за то, что у нее есть такая возможность. Но как сможет она — вернее, все люди — по-прежнему жить своей жизнью, работать, играть свадьбы, развлекаться и ходить по магазинам, когда всего в нескольких милях отсюда существуют такие ужасы?

Сейдж наблюдала за проходящими мимо: вот мужчина с белой собакой на розовом поводке; вот молодая пара — держатся за руки и смеются, а их дыхание клубится в морозном воздухе; вот седовласая дама несет авоську с апельсинами. Неужели они не знают, что там, в Уиллоубруке, люди подвергаются насилию? Неужели они не знают, что люди там каждый день умирают? Неужели им все равно?

Тут какой-то лысый мужчина, торопливо обходя седовласую женщину, толкнул ее в плечо и едва не сбил с ног. Та остановилась и удержалась на ногах, но мужчина даже не замедлил шаг, чтобы проверить, не пострадала ли она.

Ахнув, Сейдж обмякла на сиденье, сердце тяжко забилось в груди. Лысый походил на Уэйна. А вдруг Уэйн узнал, что ее выпустили из Уиллоубрука, и теперь хочет добраться до нее? Выследит и перережет горло, чтобы не болтала! Она чуть не свернула себе шею, рассматривая лысого, пока они проезжали мимо, затем снова села и облегченно вздохнула: это не Уэйн. У нее просто слишком разыгралось воображение.

Майнор свернул за угол и остановился на красный свет. Когда к светофору радом с ними подъехал фургон, Сейдж была уверена, что с водительского сиденья на нее зловеще и угрюмо смотрит Уэйн. Или он идет за ней по пятам с отточенным ножом в кармане, выжидая удобного момента. Вполне объяснимо, что Уэйн хочет ее смерти: она ведь рассказала всем о потайной комнате и о Норме, а также о своих подозрениях, что именно он убил Розмари, а потом Иви. Немудрено, что он хочет расквитаться с ней.

Когда Майнор наконец остановился перед ее домом, Сейдж была уже комком нервов. Уэйн мерещился ей повсюду. Он был человеком в бейсболке и кожаной куртке, заходил в винную лавку, стучал в дверь соседа. На Сейдж нахлынула паранойя, с которой не было сил бороться. Распахнув дверцу, она сползла с сиденья и выбралась из машины, еле держась на ногах. Майнор последовал за ней.

— Детектив Нолан велел довести вас до двери, — пояснил он.

Она кивнула, обрадованная поддержкой, и оглядела улицу. Грузовика Алана нигде не было видно, разве что он втиснулся куда-нибудь на стоянку за многоэтажками, что казалось маловероятным. Она посмотрела на темное окно их кухни: занавески задернуты, свет не горит; значит, Алана дома нет. Он мог оставить телевизор работающим на всю ночь, но свет выключал неукоснительно. Сейдж с облегчением вздохнула.

При особенно удачном раскладе Алан зайдет выпить после работы и не вернется домой допоздна. Сейчас было еще рано, и вряд ли он уже отключился; в таком случае дверь будет на засове и цепочке, и в квартиру ей не попасть. И тут она вспомнила, что ключ от квартиры остался в украденной сумке.

— Вот черт!

— Что-то не так? — спросил Майнор.

— У меня нет ключа, а отчим, наверное, еще на работе. Придется просить управляющего домом, чтобы открыл дверь.

Словно по сигналу, занавеска на окне в квартире управляющего сдвинулась в сторону и тут же вернулась на место. По крайней мере, не придется стучать к нему в дверь. Завидев полицейскую машину, тот наверняка встретит их в холле — как в тот раз, когда копы доставили ее домой после того, как Дон сломала лодыжку, пытаясь помочиться в раковину в пивняке где-то в центре. Тогда Сейдж наврала про драку в боулинге: мол, копы привезли ее домой, чтобы с ней ничего не случилось по дороге. К счастью, управляющий поверил и не доложил об инциденте Алану.

Как и ожидалось, теперь управляющий уже торчал в холле: спортивные штаны, майка, потрепанные шлепки. При виде грязного пальто Сейдж и ее немытых волос у него отвисла челюсть.

— Что это с тобой стряслось? — спросил он.

— Алан потом расскажет, — ответила она. — Можешь меня впустить? Я ключ потеряла.

— Ты ни во что не влипла? Алан говорил, ты уехала погостить к его сестре на Лонг-Айленд. Якобы что-то у вас