Пулемет замолчал.

Чалый, не дожидаясь команды, отбросил опустевшую коробку, поставил новую. Сунул ленту в пулемет.

«ДШК» от пляжа бил длинными очередями, корабль лег на борт. Люди прыгали в воду, кто-то сразу шел на дно, кто-то плыл, но не к пляжу, а к противоположному берегу.

– Таубе! – окликнул Малышев. – Не зевай…

– Рано, – сказал Таубе. – Еще один корабль…

«ДШК» ударил по адмиральскому кораблю. По носовой надстройке. По людям, стоящим на ней. Полетели кровавые клочья, несколько пушек вместе с кусками борта рухнули в воду.

Малышев развернул свой пулемет и открыл огонь, стараясь все пули положить в верхний ярус надстройки.

Люди с адмиральского корабля стали прыгать в воду, не дожидаясь, пока будут проломлены борта. Орлов все рассчитал правильно.

Сотни людей барахтались в воде, поднимая брызги. Хороших пловцов среди них было мало, только с десяток человек быстро плыли к берегу, под прицел Таубе. Остальные хватались за доски, бочки и медленно гребли прочь от кораблей. От одного корабля, от флагманского. Второй уже утонул, оставив на поверхности бочки, доски и трупы.

– Рихард! – крикнул Чалый. – Не спи…

Таубе открыл огонь.

Малышев, не отрываясь от прицела, краем глаза видел, как бьется почти невидимое в солнечном свете пламя у пулеметного дула и как, сверкая на солнце, летят стреляные гильзы.

Старший сержант прекратил стрелять по кораблю. Прикинул, не перенести ли огонь на людей, но решил, что Таубе и сам справится.

Вдруг отчетливо осознал, что в воде сейчас гибнут испанцы. Не просто люди, а испанцы. И вспомнил, как в тридцать седьмом году жадно слушал по радио новости из Испании и рассказы о том, как наши, советские добровольцы, вместе с испанцами сражаются против фашистов, против итальянцев и немцев… А сейчас он вместе с немцем, эсэсовцем, убивает испанцев, сынов Гвадалахары и Гренады.

Вот прекрасно понимал Малышев, что все это ерунда, что до тех испанцев, что за республику, еще несколько веков, но комок подкатил к горлу, мешал дышать. И не сглотнуть этот комок, не выплюнуть…

По пляжу пробежал человек, кто-то из людей комиссара менял позицию. Упал на песок, начал стрелять. К нему подбежал второй, с пулеметными коробками. Встал рядом на колени.

Два пулемета перекрестным огнем накрыли пространство бухты.

Темп стрельбы, вспомнил почему-то Малышев, тысяча двести в минуту. Скорострельность – до трехсот. Два пулемета. Дистанция – меньше ста метров. Не спастись никому в воде, не спастись…

Белые фонтанчики воды, поднятые пулями, превращались в красные, разбрасывали в стороны плоть и обломки костей. И снова становились белыми, метались по поверхности воды в поисках очередной жертвы.

Голов над водой оставалось все меньше.

Таубе выругался, торопливо сменил ствол на своем «МГ» и снова открыл огонь.

Несколько человек – пятеро или шестеро – добрались до камней у самого берега, спрятались.

Ставров поднялся во весь рост и одну за другой бросил за камни четыре «лимонки». Рвануло почти одновременно, один осколок ударил в щиток «ДШК», Малышев ощутил удар через ручки пулемета.

– Ты придурок, Ставров! – крикнул старший сержант.

– Я знаю! – крикнул в ответ Леонид. – Зачищать берег ты бы сам пошел?

Пулемет Таубе замолчал.

– Все, что ли? – спросил, приподнимаясь над камнями, Чалый. – Отстрелялись?

Бухта был покрыта мертвыми телами. Вода перестала быть прозрачной. Мутной стала, с багровым оттенком.

Взревел мотор, и из-за скалы в глубине бухты показался катер.

Малышев, прикрыв глаза ладонью от солнечных бликов, посмотрел на него.

Орлов, комиссар, Никита, Рахимов и Дуглас. На руле – кто-то из комиссарских.

Катер шел к кораблю по кратчайшему пути, не обращая внимания на трупы. Глухие удары, тела отлетают в стороны, люди на катере держатся за борта.

Никита вскинул автомат. Короткая очередь – кто-то выжил под пулеметным огнем, но не смог укрыться от лейтенанта. И еще короткая очередь. И еще.

Катер ударился бортом о борт корабля.

Рахимов вцепился обеими руками в свисающие за борт веревки. Никита, закинув «ППШ» за спину, легко вскарабкался на палубу. Остановился, осматриваясь и прикрывая Конвея и Орлова, пока те забирались наверх. Потом втроем они помогли забраться комиссару.

– Все, наши на борту, – сказал Малышев. – Отбой.

– Не расслабляться, – Ставров, не отрываясь от оптического прицела, водил стволом, высматривая в воде еще живых. – Возьми винтовку и поработай, будь добр, со мной. Чалый у нас не особо любит работать ручками, ему вертолет подавай… Так, Чалый?

– Меня учили летать. Я летчик, понятно? – сообщил Чалый. – Если будет нужно куда-нибудь лететь – на чем угодно, между прочим, – ты мне скажи. А пока я могу отдыхать…

Ставров нажал на спуск.

– Убил?

– Показалось, – спокойно ответил Ставров. – Не хочу никого огорчать, но, во-первых, было приказано по возможности собрать после себя гильзы. И быть готовыми через сорок – сорок пять минут отправляться вместе с кораблем на Базу. Я, как все мы видим, занят. Остальные могут приступать, летчики они там или пулеметчики…

С корабля донесся пистолетный выстрел. Потом очередь из «ППШ».

Не все из экипажа прыгнули за борт.

Никита переступил через тело испанца и осторожно заглянул в каюту. Пусто. Сундук в углу открыт, вокруг разбросана одежда и посуда. Похоже, бедняга решил воспользоваться моментом и почистить сундук капитана. Или адмирала.

Нога испанца дернулась и замерла.

– Что тут у тебя? – спросил из коридора Конвей.

– Уже ничего. А у вас?

– На комиссара кинулся чудак в доспехах. Получил пулю точно под шлем. Умеет комиссар стрелять, ничего не скажешь…

Из глубины корабля послышался истошный вопль.

Конвей бросился по коридору, Никита еще раз осмотрелся, заглянул под койку и вышел.

Испанец продолжал кричать, зажимая левой рукой обрубок правой, но кровь хлестала между пальцами на отрубленную кисть. Рахимов воткнул испанцу в горло кинжал, вырвал оружие из раны и шагнул в сторону, давая трупу упасть.

– Уважаю, – сказал Орлов. – Это ж какая дисциплина была на корабле! И сила воли у мужика – остаться на посту, несмотря ни на что. Женя, ты бы так смог?

Корелин не ответил, осмотрел дверь, потрогал замок:

– Что там?

– Надеюсь, то, ради чего все, собственно, и заварилось, – Орлов попытался посмотреть на часы, но в трюме было темно, пришлось подойти к пулевой пробоине в борту и подставить циферблат под струйку света. – У нас еще сорок две минуты. Нужно подчистить и уходить…