— Его нашли на рассвете у Булонского леса и, конечно, пустым.

— Значит, Жюль сбежал?

— Вы правильно заметили…

— А кому принадлежала машина, которая, как вы говорите, специально столкнулась с «воронком»?

— О! Приготовьтесь к сюрпризу. Это самое непонятное из всего, и оно может привести к формулированию заключения обо всех «делах Доллона». Она принадлежала… вы не догадываетесь, Фандор?

Репортер покачал головой:

— Вы говорите загадками, я ужасно не люблю этого…

— Так вот, мой дорогой друг, она принадлежит тому, кого вы, конечно же, не заподозрили бы. Один из свидетелей записал номер. Я только что его проверил. Так вот, она принадлежит… Она принадлежит господину Томери…

— Господину Томери?

— Ему самому… И я только что выдал ордер на его арест. Между нами говоря, я считаю господина Томери виновным и надеюсь, что где-то через час он будет у меня в кабинете! Но, как только господин Фюзелье произнес эти слова, убежденный в эффекте, который они должны произвести, Жером Фандор откинулся в кресле и разразился смехом.

Теперь уже господин Фюзелье недоумевал.

— Но… что смешного вы в этом находите?

Однако Фандор взял себя в руки:

— О-о! Ничего! Только, господин Фюзелье, я задаюсь вопросом, действительно ли господин Томери, громадный мужчина, хорошо сбитый, смог найти способ везде оставлять отпечатки пальцев Жака Доллона!..

— Но он не оставляет отпечатков пальцев Жака Доллона, поскольку Жак Доллон жив, он приходил к своей сестре, вы же сами это признали.

— Да, правда! — согласился Жером Фандор. — Жак Доллон жив… Я забыл… Значит, Томери всего лишь соучастник?

И, пока господин Фюзелье смотрел на него, удивленный тем, как Фандор реагирует на его сенсационные известия, журналист встал и сказал:

— Так вот, господин Фюзелье, вы позволите мне высказать свое мнение? Дело в том, что в этом деле сюрпризы еще не кончились, и у вас пока нет его разгадки…

На этом Жером Фандор попрощался с судьей и, не добавив ни слова, вышел из кабинета, не то серьезный, не то улыбающийся, спрашивая себя, что же ему делать…

— Черт возьми! Не говори, старик! Если бы знал, взял бы лодку!

— Ну! У тебя башмаки достаточно широкие! Хотя, действительно, погодка не то, что надо…

— Старик, не нужно жаловаться. Чем сильнее дождь, тем меньше народу будет шляться по улицам. А мне нежелательно встречаться с дружками…

— Ладно, дружище… ладно. Но не хочется вот так стоять. Еще, чего доброго, растаять можно… Ты уверен, что он придет?

— Конечно, как пить дать. Сегодня утром он получил мою писулю…

— Ну и что?

— Тихо! Тихо! Кто-то идет!..

Стояла глубокая темная ночь. Грязные облака, подгоняемые сильным ветром, мчались у самой земли в безудержном танце сарабанды. Иногда с внезапной яростью начинал идти дождь, подхлестываемый захлебывающимися порывами ветра…

Было около полуночи, и квартал улицы Раффэ был безлюден…

Только двое мужчин, говорящих на таком образном, но очень выразительном языке, каковым является жаргон, отважились на то, чтобы находиться в такую мерзкую погоду на улице, медленно прохаживаясь рядом, тихо разговаривая и стараясь не шуметь…

Вид этих суровых компаньонов испугал бы даже самого смелого прохожего. Пропитые лица, глаза, горящие, как тлеющие угли, грубые голоса, движения гибкие и проворные, походка развязная, — портрет, характерный для шпаны и уголовного мира Парижа.

— А чего ты там накарябал в своей писуле?

— Черт его знает! Это же не я ее писал…

— А кто же?

— Ну, что за вопрос!

— Черт возьми, я же не колдун! Если не ты накарябал, то кто же?..

— Моя баба…

— Эрнестин?

— Да, Эрнестин…

Они замолчали, затем один снова заговорил:

— Так что ж, Дьяк, ты не ревнуешь, когда твоя любовница пишет должностным лицам?..

Тот, кого только что назвали «Дьяком», страшный бандит, обязанный своим прозвищем «звону» разбиваемых во славу банды Цифр черепов, разразился смехом:

— Ревновать? Нет, да ты с ума сошел, Борода!.. Ревновать Эрнестин, зачем?.. Ну, ты меня рассмешил…

Но Борода отнюдь не разделял веселья своего компаньона…

— И потом, все это, — сказал он, опираясь об изгородь, чтобы отдохнуть немного, укрывшись от ветра, — и потом, все это ненормально… Не люблю я этого… То, что мы будем делать сегодня вечером…

— Это почему же, месье?..

— Потому что, в конце концов, это же свой…

— Он предал…

— А что мы об этом знаем?..

Дьяк с серьезным видом покачал головой. Казалось, он размышлял.

— Конечно, — ответил он наконец, — что мы об этом знаем? Правда, мы знаем, что мы не знаем… вот! Когда нам сказали об этом, мы страшно удивились, правда! Нибе, Косоглазка и даже Мимиль, короче все, были за!.. Так что же мы можем сделать, старик?.. Раз все были согласны, не стоило даже начинать разговор… Но, между нами говоря, я, как и ты… мне неприятно идти против своего же.

Гроза усилилась.

Двое мужчин почти дошли до улицы Доктор Бланш. Они проходили около чьего-то сада, засаженного большими тополями, которые при каждом порыве ветра принимали фантастический вид. Казалось, природа добавляла страха двум бандитам.

Дьяк заметил:

— Нечего сказать! Обстановочка подходящая!.. И где ты с ним договорился встретиться?..

— В сотне метров отсюда, не доходя до поворота на бульвар Монморенси…

— Так, так… а драндулет?

— Он нас ждет чуть дальше…

— А кто за рулем?..

— Мимиль…

— Хорошо!

Мужчины снова зашагали. Борода и Дьяк прошли уже до половины улицы Раффэ. Они увидели какую-то земляную насыпь и кое-как попытались спрятаться от дождя и холода…

— Нормально, — заявил Борода, — снова зарядило!

— Да уж! Сегодня минеральная вода подешевле.

Озябшие, Борода и Дьяк долго ждали…

Уже добрых двадцать минут они наблюдали за пустынной улицей, как вдруг, не говоря ни слова, Борода положил руку на плечо Дьяка.

Издалека доносился слабый шум. Это был звук шагов. К ним приближался какой-то прохожий, поднимавшийся по улице Раффэ…

— Это он? — выдохнул Дьяк.

— Он, — подтвердил Борода. — Узнаю его походку! Что-то он не очень прочно стоит на ногах!..