— Здорово! — радостно ответил Василий, пожав протянутые ему руки товарищей. Только сегодня ему сняли швы, поэтому он еще не вставал, делая исключения только ради посещения туалета.

— А мы тебе фруктов принесли, — открыв тумбочку, сказал Алексей. — Только я вижу, что фруктов этих у тебя и так девать некуда. — Он поставил пакеты под кровать.

— Да, ты прав, — улыбнулся Кравчук, — и это только капля в море. В столовой в холодильнике в три раза больше. Мать приходит, сестра, бывшая жена с сыном были, друзья, коллеги. И все несут…

Он вдруг посерьезнел: — Ну, рассказывайте, Марина жива, что с ней?

— А тебе не говорили? — пряча глаза, поинтересовался Береговой. — Вась, ты это, только пообещай, что не будешь волноваться…

— Она погибла, — скорее утвердительно, нежели спрашивая, произнес Василий.

— Да, — опустив глаза, почти прошептал Береговой. — Маковский ее застрелил.

— Она не мучилась? — отстраненно спросил Кравчук.

— Нет, этот гад попал ей в сердце, — сочувствующим голосом сказал Алексей.

— А где ее похоронили?

— Там же, где и Федора Минка, рядом с ним, на Троекуровском.

Василий, глядя в потолок, с минуту молчал, а потом спросил:

— Расскажите мне, как вы спасли Степана Минка, как вышли на Маковского?

— После того, как ты ушел, — начал свой рассказ Береговой, — я поехал к руководителю следственного комитета Москвы, он вызвал меня вместе с моим начальством. Руководитель представил нам находившегося у него в кабинете генерала ФСБ по фамилии Шекун. Этот Шекун, оказывается, друг Степана Минка. Я не знаю, откуда он узнал, что Минк арестован, но думаю, что ему позвонила его жена. Так вот, — чуть помедлив, продолжал Алексей, — этот генерал сообщил, что его люди из оперативно-поискового бюро немедленно подключатся к нашему делу и будут осуществлять вместе с милицейскими операми мероприятия в отношении Маковского и людей, которые будут с ним контактировать. Наш руководитель в свою очередь состыковался с начальством из СБ ГУВД города. Они тоже подключились, взяли под особое наблюдение ИВС, прослушку там поставили. И не зря, потому что на следующий день фээсбешная наружка зафиксировала контакт Маковского с Безруковым. Безруков после этой встречи созвонился и встретился с начальником ИВС, заказав тому Степана. Мы очень плотно контролировали ситуацию. У эсбешников были ключи от всех помещений изолятора, камеры они понавтыкали в хаты, где сидели Минк и Стручков, а также в помещение, занимаемое дежурным по ИВС и его помощником. Туда же прослушку зарядили. В общем, контролировали, контролировали и доконтролировались, что Степана чуть не задушили, ели успели. Еще чуть-чуть и хана. Прыткий этот гад Стручков оказался. В общем, повязали дежурного помощника, изъяли у него деньги, предъявили ему записи, сказали, что Минк и Стручков на него показания уже дают, и он раскололся, сдал своего начальника.

Береговой азартно почесал рукой нос и продолжил: — Начальник ИВС раскололся сразу, как гнилой орех. Мы ему сказали, что на него, помимо показаний его помощника, имеются распечатки телефонных переговоров с Безруковым, видеозапись оперативного мероприятия «наблюдение», где видно, как он встречается с Безруковым, и показания самого Безрукова. Блефовали, конечно, только он все всерьез воспринял, но вот деньги, полученные от Безрукова, выдавать не стал. Мы потом их нашли, когда ты уже здесь был. А вот Безрукова ни мы, ни фэсеры взять не смогли. Его еще днем милиция арестовала. Оказывается, эта гнида развратные действия со своей малолетней падчерицей производил.

— Да ты что? — удивился Кравчук, — а как это стало известно?

— А очень просто. Не зря же говорят, что все тайное рано или поздно становится явным. Девочка в детском саду про это подружкам рассказала, а те воспитательнице. Ну, та, само собой, заведующей садом сообщила, а заведующая — матери и в прокуратуру. И понеслось. Ребенок-то врать не будет. А потом мне мой товарищ, он следак по этому делу в городе, сказал, что экспертиза уже подтвердила, что девочка не врет… В общем, при обыске у Безрукова нашли две тротиловые шашки, которые оказались одной серии с теми, что были найдены на схроне, который выдал нам Зима, подельник Паяльника по подрыву Мыльникова. К тому же эксперты-взрывотехники дали заключение, что частицы тротила, найденные при взрыве автомобиля Мыльникова, идентичны тротилу, обнаруженному и у Зимы, и у Безрукова. Зря ты, Вась к Маковскому поехал, ой, зря. Мы бы и так его взяли, не отвертелся бы. На него все доказательства были, еще бы несколько часов…

— Да не береди ты душу, — просительно посмотрев на него, взмолился Кравчук. — Я и так себя до конца жизни корить за это буду…

— Ладно, Вась, проехали, — сочувственно вздохнул Алексей, — я тебе еще сказать забыл, — повеселел он вдруг. — Прикинь, как бывает. У помощника дежурного по ИВС, который Минка к Паяльнику заводил, Наполов его фамилия, мать была больна раком. Ей операция требовалась, а денег не было, вот он и пошел на поводу у своего начальника. Так вот, эту операцию ей оплатил Степан Минк и она прошла удачно. Теперь мать Наполова будет жить. Вот так!

— Да, добрый человек наш Степан Петрович. — Василий внимательно посмотрел на Берегового. — Я про наш с тобой уговор в Чайхане помню, как только…

— Да ладно, Вась, расслабься, я тебя понял, — предупредительно поднял ладонь Алексей. — Ты лечись лучше, выздоравливай поскорее…

Подходя к тому месту, где были погребены супруги Минк, Василий увидел сидевшую на скамейке у их могил женщину. Она сидела и безучастно смотрела на фотографии покойных Федора Минка и Марины Светловой.

Женщина была одета по-простому, в черное траурное платье, на голове обычная косынка. Василий с трудом узнал в ней… Ирину Львовну Пентину, финансового директора компании «Третий Рим Трейдинг».

Открыв калитку, он молча подошел к могилам и положил на них букеты, после чего сел рядом с Пентиной. Они помолчали.

— Здравствуйте, Ирина Львовна, — наконец произнес Кравчук, глянув на сидящую рядом женщину. — Пришли навестить Федора Петровича?

— И Федора, и дочь, — ровным, ничего не выражающим голосом ответила она.

Василию показалось, что он ослышался.

— Дочь? — пытаясь скрыть удивление, переспросил он.

Женщина повернула к нему лицо. В ее глазах не было слез, была одна лишь скорбь. Похоже, за эти два месяца она выплакала все свои слезы. Василию показалось, что Пентина пыталась понять, действительно ли Василий не знал о том, что она является матерью Марины.

— Да, Марина моя дочь, — подтвердила она. — Просто, когда я выходила замуж, я оставила свою девичью фамилию, а у отца Марины была фамилия — Светлов.

— Но почему я об этом не знал, — глядя перед собой, спросил он. — Я должен был это знать.

— Какое теперь это имеет значение? — равнодушно отозвалась его собеседница, вставая со своего места.

— Вы, наверное, вините меня в гибели Марины? — виновато спросил он. — Да, это так. Она погибла из-за меня, из-за моей глупости и самонадеянности…