«Те покои заняты».

Нет, они определенно свободны.

«Не на твоем этаже, Бриган, а на моем. Я отвела Гентиана и Гуннера в жилые комнаты. Квислинг? Квисланд? Там живет кто-то на «К». — Голова раскалывалась от боли. — Попробовать снова их увести? Мне кажется, Гуннер откажется. Ох, это ужасно. Я пошлю весть, что этого беднягу на «К» нужно держать подальше от покоев — вместе с женой, слугами и стражниками. Не знаю, что нам теперь делать с телами», — горько подумала она, почти до слез охваченная отчаянием от мысли о своей ошибке.

Квислам? Предположил Бриган. Лорд Квислам с юга?

«Да, Квислам».

Но разве он не союзник Гентиана?

Файер попыталась вспомнить. «Да, Квислам с ним заодно. Но это неважно, разве что объясняет, почему Гуннер перестал сопротивляться, стоило ему переступить порог».

«Но, — подумал Бриган, — если Гуннер считает себя в безопасности в покоях союзника, быть может, с ним будет легче справиться. Быть может, ошибка окажется на руку».

У Файер едва истерика не началась. «Нет. Ничего не на руку. От этого множество проблем».

«Файер…»

Уже с трудом концентрируясь, она отчаянно ухватилась за мысль, которая внезапно почему-то показалась ей очень важной. «Бриган, я никогда еще не встречала такого сильного разума, как у тебя. Ты только посмотри, как мы разговариваем, тебе практически удаются целые предложения. И даже объяснять не нужно, откуда в тебе эта сила. Ты сам сделал себя таким, потому что так было нужно. Мой отец… — Файер совсем выбилась из сил. — Мой отец ненавидел тебя больше, чем кого-либо на целом свете».

«Файер…»

«Бриган, я так устала».

«Файер».

Повторяя это, Бриган одновременно открыл ей чувство. Храбрость, сила и что-то еще — будто он стоял рядом с ней, словно впустил ее в себя, дал ее телу отдохнуть у себя на спине, ее разуму — в его разуме, ее сердцу — в его пламени.

Сердце Бригана пылало удивительно ярко, и Файер осознала, хоть и едва веря, что чувством, которое он ей открыл, была любовь.

«Соберись, — подумал он ей. — Заставь себя войти».

Выбравшись из тележки, она открыла дверь.

Гентиан с Гуннером сидели в креслах, обращенных ко входу. Стоило Файер закрыть дверь, как последний поднялся на ноги и бочком по стене придвинулся ближе к ней.

Взгляд Файер упал на щит, разукрашенный в цвета Квислама и прислоненный к подушечке для ног. На полу лежал лоскутный ковер с узором из красных, коричневых и ржаво-рыжих квадратов. Портьеры тоже были красными, а диван и кресла — коричневыми. Что ж, хотя бы о пятнах крови можно будет не волноваться. Пропитавшись ощущением обоих мужчин, она тут же поняла, с кем возникнут трудности. Конечно же, не с Гентианом, который так мило и бездумно обрадовался ее приходу, что она и измученная с легкостью смогла им управлять, и Файер даже удивилась бы тому, как вообще подобный человек умудрился достичь могущества, если бы ответ не стоял перед ней в хмуром обличье Гуннера.

Он был немного похож на прежнего Нэша: непредсказуемый, смущающий, слишком сильный, чтоб его можно было контролировать, но все же не полностью владеющий собой. Не сводя с нее глаз, он принялся ходить вдоль стены взад-вперед. Хоть он и не обладал внушительными размерами, но что-то в этих напряженных, мягких движениях заставило Файер вдруг понять, почему его опасались. Это был расчетливый человек, способный на внезапную и решительную жестокость.

— Может, присядете, Гуннер? — промурлыкала она, отходя в сторону, подальше от обоих, и невозмутимо присаживаясь на диван — непростительная оплошность, потому что на диване могут одновременно уместиться несколько человек, и именно туда сейчас и намеревался сесть Гуннер. Вступив в борьбу с его разумом — по ощущениям каким-то пухлым, но жестким — она оттолкнула его обратно к креслу рядом с отцом, но он не желал садиться, если нельзя было сесть рядом с Файер, поэтому вернулся к стене и продолжил ходить туда-сюда.

— Так что же мы можем сделать для вас, милое дитя? — спросил Гентиан слегка заплетающимся от вина языком, радостно ерзая на сиденье.

Как бы ей хотелось не торопиться. Но каждую проведенную здесь минуту она брала в долг у лорда Квислама.

— Я хочу перейти на вашу сторону, — сказала она. — Хочу вашей защиты.

— Мы не можем доверять тому, кто так выглядит, — рыкнул Гуннер. — Нельзя доверять чудовищам.

— Гуннер! — упрекнул Гентиан сына. — Разве она не доказала, что ей можно верить, когда на нас напали в коридоре? Мидогг не хотел бы, чтобы мы были грубы.

— Мидоггу плевать, что мы делаем, главное, чтобы ему от этого была польза, — возразил Гуннер. — И вообще, ему тоже доверять не стоит.

— Довольно, — отрезал Гентиан неожиданно резко и властно. Гуннер гневно посмотрел на него, но перечить не стал.

— И как давно вы заключили союз с Мидоггом? — спросила Файер, обратив на Гентиана невинный взгляд.

Плотно присосавшись к разуму лорда, она приказала ему говорить.

Минут через двадцать она уже знала и сообщила принцам, что Мидогг с Гентианом объединились в основном из-за того, что у короля в союзниках появилось чудовище. Харт открыл не всю правду, рассказав, что Гентиан намеревается напасть на Половодный форт с десятью тысячами воинов. На самом деле воинов будет пятнадцать тысяч — после заключения перемирия Мидогг по туннелям понемногу переслал ему пять тысяч своих рекрутов-пиккийцев.

Слыша такие новости, нелегко было изображать радость. Это означало, что у Бригана в битве будет на треть меньше воинов. С другой стороны, получается, что остаток войска Мидогга, где бы он его ни прятал, насчитывает не более пятнадцати тысяч человек? Тогда, быть может, оставшиеся две части королевского войска вместе со вспомогательными встретятся с Мидоггом в бою на равных…

— Наши разведчики сообщили нам, что вы обшарили все королевство в поисках войска Мидогга, — добавил Гентиан, прерывая ее расчеты. Он неловко хихикнул, играя с ножом, который достал из сапога, потому что его нервировал сын, с тихим рычанием меряющий шагами комнату. — Так я вам скажу, почему вы его не нашли. Оно в море.

— В море, — эхом повторила Файер с искренним изумлением.

— Именно, — кивнул Гентиан. — У Мидогга целых двадцать тысяч воинов. Ага, вижу, эта цифра вас впечатлила? Этот Мидогг, он все время нанимает новых добровольцев. Да, у него войско в двадцать тысяч в море, там, где сотню пиккийских кораблей нельзя заметить с Мраморного плато. А еще на пятидесяти кораблях — одни только лошади. Пиккийцы, они ведь знатные корабельщики. У самой леди Маргды муж — моряк, первооткрыватель. Точнее, был таковым, пока Мидогг не заинтересовал его войной. Сядь, Гуннер, — резко добавил Гентиан, протянув руку к проходящему мимо сыну и хлопая его по руке плоской стороной ножа.