Светоний пробурчал что-то нечленораздельное, и его лицо снова побагровело. В толпе греков римляне выделялись и короткой стрижкой, и военной выправкой. На улице Марк махнул рукой отряду солдат, который дожидался его. Они отсалютовали и взяли их в кольцо.

– Должен сказать, что ты поступил правильно, выбрав Афины, Брут. – Кассий на ходу оглядывался по сторонам. Приятный город, дома далеко друг от друга. Боюсь, в Сирии слишком жарко летом и слишком холодно зимой. Страна суровая, зато легионы более закаленные.

– Сколько у тебя кораблей, чтобы перевезти их? – спросил Марк Брут.

– Кораблей? Ни одного, – ответил пожилой сенатор. – Я отослал все Сексту Помпею. Мне они не нужны, отсюда до Верии[21]есть дорога по суше. А для переправы через Босфорский пролив есть паромы. Рядом Византий. Тебе надо как-нибудь взглянуть на этот город, Брут, если ты там не бывал. В чем-то он такой же греческий, как Афины, даже старше Рима.

– Да, когда моя голова хоть на день вылезет из петли, я, возможно, потрачу время на старые карты и города, – кивнул Марк. – Сколько времени потребуется твоим легионам, чтобы добраться до Македонии?

– Они уже маршируют. К весне у нас будет армия, которая найдет что противопоставить армии триумвирата, потрепанной после морского вояжа. Мы поведем в бой девятнадцать легионов, более девяноста тысяч человек, в большинстве своем ветеранов. И те жалкие остатки римской армии, которые останутся после столкновений с флотом Секста Помпея, не смогут устоять перед нами.

– Командовать, естественно, буду я, – вставил Марк Брут.

Кассий внезапно остановился, и другим пришлось сделать то же самое, так что толпа греков была вынуждена обходить кольцо из охранников. Так вода обтекает брошенный в неглубокую реку камень. Послышались проклятия на греческом, но римляне их проигнорировали.

– Мне представляется, что у меня больше легионов, Брут, – возразил Гай Кассий. – Мы же не хотим проиграть войну до ее начала, начав препираться из-за этого?

Марк оценил решимость в голосе худощавого человека, который смотрел ему в глаза.

– У меня опыта больше, чем у тебя или у любых пяти твоих легатов, – ответил он. – Я не один год сражался в Галлии, в Испании и в Египте. Я не ставлю под вопрос их веру в тебя, Кассий, но при Цезаре я не мог проявить себя. И теперь этого не повторится.

Кассий Лонгин, в свою очередь, начал прикидывать, как долго ему следует стоять на своем и когда лучше сдаться.

– Тогда командовать будем вместе, – предложил он. – Армия слишком велика, чтобы приказы отдавал один человек. Тебя это устроит? Каждый со своими легионами?

– У меня восемь против твоих одиннадцати, Кассий, но думаю, они сделают все, что нужно, когда придет время. Я только хочу, чтобы кавалерия подчинялась мне, – ответил Марк Брут. – Я знаю, как использовать экстраординариев.

– Очень хорошо, – ответил Гай Кассий. – У меня их восемь тысяч. В знак дружбы они твои.

Четверо римлян двинулись дальше. Светоний качал головой. Его раздражение только нарастало: его спутники обсуждали будущее без учета роли, которую сыграли он и Бибул.

– Вы думаете, все дело в войне? – с усмешкой спросил он. – Или в нескольких монетах с хвастливыми словами?

Брут и Кассий остановились вновь. Оба одарили его суровым взглядом, но Светоний продолжал, отказываясь плясать под их дудку.

– И кто из вас станет императором, когда все закончится? Кто будет править Римом как владыка? – поинтересовался он.

– Светоний, я не думаю, что… – начал Кассий, но к его изумлению тот поднял руку, предлагая ему помолчать.

– Я знал тебя мальчишкой, Брут, – повернулся Светоний к Марку. – Ты помнишь?

– Да, помню.

В голосе Брута слышалось предупреждение, но вышедший из себя бывший сенатор ему не внял. Толпа по-преж-нему обтекала их с недовольным ворчанием.

– Тогда мы с тобой верили в Республику, видели в ней не фантазию, а что-то реальное, что-то достойное, и считали, что за нее можно отдать жизнь, – напомнил ему Светоний. – А Юлий в это не верил. Республика стоит жизни, помнишь? Она также стоила смерти. Мы пытались спасти Республику, но, судя по тому, что ты сейчас говоришь, ты об этом уже забыл. Помнишь, как ты когда-то ненавидел таких людей, как Помпей и Корнелий Сулла? И военачальников вроде Мария, готовых на все, лишь бы заполучить власть? Цезарь тоже был одним из этих людей, частью этой омерзительной болезни. Он стремился уничтожить Республику, и его приемный сын – такой же. Если Октавиана убьют, если он потерпит поражение, нельзя допустить, чтобы его место занял человек с теми же устремлениями. Республика зависит от доброй воли тех, кто достаточно силен, чтобы изорвать ее в клочья, и она достойна большего, чем жизнь отдельных людей. Я положил на это жизнь и готов ради этого умереть, если придется. Таковы ставки – больше, чем война, или флот, или еще один диктатор. В итоге или нами будут править императоры, или мы станем свободными людьми. Поэтому мы противостоим Октавиану: не ради мести, не для того, чтобы защитить себя. Причина в том, что мы верим в Республику, а он – нет.

Брут уже какое-то время порывался что-то сказать, но, в конце концов, закрыл рот. Гай Кассий в изумлении посмотрел на него.

– Я думаю, хотя бы один из нас должен подумать о том, что произойдет после нашей победы, Кассий, ведь так? – холодно спросил Светоний. – Есть шанс вернуть прежние права, договор между свободными гражданами и государством, воскресить свободу. Или мы можем стать лишь еще одной плетью той лианы, что душит Рим последние пятьдесят лет.

Он сунул руку в кошель, достал монету, которую дал ему Брут, и поднял ее над головой.

– Спаситель Республики, – повторил Светоний вслух надпись на монете. – Что ж, почему нет, Брут? Почему нет?

«Каблук» полуострова Италии прятался в тумане и сумраке. Галерный флот пытался обогнуть его по серому, бурному морю. Секст Помпей вытер воду с лица, когда его в очередной раз окатило брызгами от разбившейся о нос корабля волны. Он лучше других знал, как трудно приходится его командам в шторм. Глубокий киль на галерах отсутствовал, что позволяло быстро скользить по воде, но за скорость приходилось расплачиваться неустойчивостью в бурных водах, и весла использовались для того, чтобы не дать галерам перевернуться.

Секст видел, как шторм быстро накатывал с горизонта, видел фронт черных облаков, изливающихся потоками воды и сверкающих молниями. Они били в море, а оно, казалось, огрызалось на них, вздымаясь волнами и пенясь белыми гребнями.

Его легионного капитана тошнило. Он перевесился через борт, и Секста передернуло, когда он почувствовал, как принесенные ветром ошметки рвоты попадают ему на лицо и шею.

– Ради Марса, шел бы ты вниз, а?! – крикнул он измученному человеку.