– Поделись… Быть может, у меня есть ответ? – хитро сверкнув глазами, говорю я.

Алекс усмехается и продолжает гладить меня по волосам, играя с непослушными прядями.

– Я все время спрашиваю себя, чем именно заслужил тебя? Почему мне так повезло? – тихо говорит он. В его голосе столько искренности и любви.

У меня перехватывает дыхание от его слов. Он продолжает смотреть мне в глаза, и они так счастливо сверкают, глядя на меня, что на моих выступают слезы.

– Эй, ты чего? – шепчет он.

– Я… – замолкаю, и нервный смешок слетает с моих губ. – Я, кажется, очень счастлива, – говорю я и чувствую, как маленькие слезинки стекают по краям глаз.

Поднимаю руку и нежно веду вдоль его лица.

– Можно я буду просыпаться с тобой каждое утро? – шепчу я.

Он ловит мою кисть и целует.

– Иначе уже и быть не может, – отвечает он мне и наклоняется к моим губам.

* * *

– Я побегаю и вернусь, – говорит Алекс и надевает боксеры.

Я выпячиваю нижнюю губу.

– Не уходи…

– Ну да, я знаю, что ты обожаешь глазеть на меня. Так вот, раскрою тебе секрет: этот вид требует кое-каких усилий.

– Этот вид? Твоя шикарная форма? – прыскаю я со смеха. – Знаешь, сдается мне, и без бега мы отлично занимаемся спортом!

Он хмыкает, но продолжает одеваться.

– Я пробегу километров десять и вернусь, обещаю, сильно не задержусь.

Но мне так сильно не хочется его отпускать.

– Тогда я пойду с тобой.

Я сразу же встаю с постели и бегу в ванную, чтобы умыться.

– Как давно ты бегала? – спрашивает он.

– В Оксфорде во время карантина. С тех пор не особо, но, поверь, я не в слишком плохой физической форме. К тому же тебе надо меня подтянуть, я планирую бегать с тобой каждое утро.

– Я не против, но, кажется, у тебя с собой нет одежды для бега, ведь так?

– Эль предусмотрительно положила мне все для спорта, она знала, что на прошлом карантине я бегала.

Я выхожу в коридор, следом иду в гостевую спальню. Достаю свои вещи. Эстель положила мне миленькие стринги с единорожками. Не могу поверить… стринги и единорожки… Это так в ее стиле! Я одеваюсь в черные спортивные лосины, а на плечи накидываю толстовку.

– Бегать нужно в маске? – захожу к нему в спальню.

Он тоже уже одет, в темные штаны и серую толстовку. Так непривычно видеть его не в костюме и с растрепанными волосами.

– Можешь обмотаться шарфом. По крайней мере, именно так я и жульничаю.

– Шарфа у меня нет.

– Сейчас. – Он достает свой и заматывает его вокруг моего лица, оттягивая так, чтобы воздух попадал.

Себе он делает так же, и мы выходим на улицу.

– Так странно видеть Париж без туристов. Он такой пустой.

– Странно было видеть его в марте, когда был первый локдаун. Что-то из области фантастики, абсолютно пустой город. Тогда даже трава в парках так выросла… ни машин, ни людей.

– Да, пустой Париж – удивительная картина. Мы так привыкли, что жизнь в этом городе кипит и бурлит. А вечерами наступает праздник.

– Ага, только не с комендантским часом… Вот увидишь, сейчас вечера будут такие же пустые, как и тот март.

– Ты провел его один в своей квартире? Не уехал с Антуаном?

– Нет, Эстель уехала с Квантаном… Я не хотел… – Он замолкает.

Я беру его за руку.

– Я понимаю. И как тебе одиночество?

– А тебе оно как?

Я фыркаю и честно признаюсь:

– Было стремно.

– Согласен.

В этот раз людей на улице больше, парки открыты, и у каждого есть два часа на прогулку.

– Где будем бегать?

– На Марсовом поле.

Он ведет меня в сторону поля, по авеню Бурдоне.

– О, вот и мой лицей! – Я указываю пальцем на школу, в которой училась.

– Тебе там нравилось?

– Да, хорошая была школа. В меру строгая, в меру расслабленная. И директор весельчак. Правда, был один учитель, по математике, вот он нервы всем портил изрядно.

– Строгий?

– Нет, самовлюбленный и любитель унизить за любую оплошность. Он так отчаянно пытался занижать мне оценки, что доходило до смешного. Вал до сих пор только матом его поминает.

Я рассказываю Алексу о своей школе, он крепко держит меня за руку и внимательно слушает. Мы доходим до поля, и он помогает мне разогреться перед бегом.

– Смотри, туман съел верхушку Башни, – словно маленький ребенок, я показываю на нее пальцем.

– Тучи сегодня очень низкие, опять будет дождь.

– Я люблю дождь… особенно когда попадаю под него с тобой.

Он стягивает наши шарфы и нежно целует меня в губы. А затем надевает их обратно.

– Погнали, – кричу я, первая срываясь с места.

Алекс, конечно, за две секунды меня догоняет.

– Как только устанешь, скажи, – кричит он мне.

Я пытаюсь обогнать его, он встречает мои попытки глухим смехом. Чувствую, что он мне поддается и не бежит в полную силу. Мы бегаем минут двадцать, в какой-то момент у меня начинает невыносимо колоть в боку, и я решаю, что достаточно впечатлила его. Теперь можно и остановиться.

– Все, – тяжело дыша, торможу я его. – Теперь пошли домой, примем ванну, а потом ты что-нибудь мне приготовишь.

Алекс качает головой, на лице блуждает улыбка.

– Смотрю, живя с тобой под одной крышей, я не буду отходить от плиты.

– Это карма, Алекс, несколько сотен лет от плиты не отходили женщины, вот теперь вы в наше время отдуваетесь за всех этих ленивых мужчин!

Рукавом я стираю со лба пот и пытаюсь наладить дыхание.

– Сильно устала?

– Немного, с непривычки…

– Запрыгивай на спину, так и быть, дотащу тебя до дому.

– А потом накормишь?

– Накормлю… – обещает он и легонько шлепает меня по заду.

Я прыгаю ему на спину, он держит меня под коленями и как ни в чем не бывало идет в сторону дома. Я опускаю на секунду шарф и целую его в шею. Его кожа соленая на вкус после бега.

– Тебе не тяжело?

– Не-а…

– Алекс, – зову я.

– Да?

– Что мы будем делать дальше? – глухо спрашиваю я.

– Через две недели перевезешь ко мне свои вещи.

Мое сердце пропускает удар.