– Зачем ты здесь? – спросил он. – На самом деле.

Предатель Джеймс, единственный в мире, связанный с Тёмным Королём. Конечно же, Саймон считал его ценным – частью коллекции сокровищ старого мира, как фрагменты брони или смертоносный Осквернённый Клинок. Как и эти тёмные реликвии, Джеймс служил одновременно и инструментом, и оружием, и просто опасным явлением.

И был сейчас здесь, в пределах досягаемости Уилла. Но его мучил только один вопрос.

– Я хочу знать, кто убил мою мать.

И снова его слова удивили Джеймса: странная тень коснулась его глаз.

– С чего ты взял, что я расскажу тебе?

Уилл не шелохнулся, чувствуя спиной прохладную обсидиановую стену и давящую, удушающую магию под её блестящим покровом. Джеймс тоже ощущал это.

– Я держу слово и верен своим друзьям. А ещё не забываю тех, кто мне помог.

– Разве мой отец не предупреждал тебя, что с Предателем лучше не вступать в сделки? – поинтересовался пленник, и его глаза потемнели.

Сейчас Уилл в полной мере осознавал, что Джеймс был такой же частью старого мира, как и эти обсидиановые стены. И вместе с тем – частью нового мира, их мира.

– Я считаю, каким человек был прежде, не так важно, как то, каков он теперь. Ну а то, каков он теперь – не так важно, как то, каким он может стать.

Джеймс выдохнул. Уиллу показалось, что он различил не только изумление собеседника, но и что-то ещё, тайное, скрытое.

– Ты не такой, как я ожидал.

– Вот как?

– Да. Не знаю, чего уж я ожидал от «потомка Госпожи, крови от её крови». Блистательного героя, преисполненного праведности, как Киприан? Или бесталанного мальчишку, не готового к бою? Но твой подход ко всему более…

– Более – что?

– Более действенный, – пояснил Джеймс, глядя в упор на Уилла.

В Большом Зале над их головами собравшиеся в смятении спорили о том, что рассказал пленник, – не только о том, когда нанести удар и как теперь сражаться, но и о самой своей природе. Хранители были внутренним кругом избранных, но теперь, когда тёмная правда об их удивительной силе открылась, послушники и адепты бунтовали. А вот здесь, в подземной темнице, приоритеты, казалось, были расставлены совсем иначе.

Уилл уже начал сомневаться в том, что собеседник что-либо расскажет, когда Джеймс вдруг проговорил:

– Удар нанёс Дэниел Чэдвик. Приказ отдал Саймон. Но руководил миссией его отец, граф Эдмунд.

Сердце Уилла забилось сильнее. И всё же часть объяснения не ложилась в общую канву.

– Отец Саймона руководил миссией? Разве он имеет отношение к попыткам сына вернуть Тёмного Короля?

– Родители имеют большую власть над детьми, – в голосе Джеймса сквозила едва заметная насмешка. Там, наверху, Верховный Адепт решал его судьбу. – Теперь ты ответь на вопрос, – добавил пленник, будто это была обыкновенная светская беседа.

– Задавай.

– Тебе понравилось держать рог?

Его тон снова стал тёплым, опасным, возвращая Уилла к тому мигу, заложниками которого оказались они оба – словно жестокость была неким искушением. Юноша будто снова почувствовал в руке рог, ощутил мерный пульс Джеймса, увидел кровь, толчками лившуюся из раны.

– Думаю, Хранители задавали тебе не те вопросы, – ответил Уилл наконец.

– А о чём бы спросил ты сам?

Конечно же, эти слова были уловкой, провокацией. Джеймс хотел, чтобы посетитель задержался в темнице, и прекрасно удерживал внимание собеседника. Интересно, это был врождённый навык или приобретённый? Что-то из прежней жизни или уже из нынешней? Джеймс напоминал запертую дверь, ведущую в мир, полный тайн – недосягаемых, зовущих.

– Ты помнишь Тёмного Короля? – спросил Уилл и ощутил перемену в самом воздухе, словно прошлое вдруг вторглось в настоящее…

Болезненное ощущение враждебности… Почти проигранная война… Джеймс в алых королевских одеждах, в ожерелье из рубинов. Чья-то тёмная воля, которая ощущалась, даже не обращаясь по имени – растущая мощь, способная собирать армии…

– Никто прежде не спрашивал меня об этом, – голос Джеймса выдавал скрытое изумление.

«Ты ведь тоже чувствуешь это», – чуть не сказал Уилл вслух.

Вместо ответа на вопрос заключённый спросил:

– А ты помнишь её? Госпожу?

– Нет, – ответил Уилл, не ощущая уверенности, и всё же заставил себя закончить: – Но я потомок. А ты – Перерождённый. И был там.

Оба собеседника неотрывно смотрели друг на друга. В темнице стояла такая тишина – толстые каменные стены заглушали все звуки сверху, – что было слышно даже потрескивание пламени факела.

– Я не помню ту жизнь, – наконец признался Джеймс. – Не помню, кем был и что делал. Имена, лица – всё это мне известно лишь по рассказам Хранителей и материалам раскопок Саймона. Но есть нечто, ставшее частью меня. Он. Само его присутствие. Ощущение, исходящее от него. Это глубже, чем моя память, глубже, чем я сам… Это выгравировано на моих костях. И вот что я тебе скажу: Саймон не может сравниться даже на десятую долю с ним и не в силах даже осознать, как тепло одного-единственного дня не в силах постичь бесконечную ночь, длящуюся десятки тысяч лет. Все планы и амбиции Саймона – ничто…

Уиллу показалось, что в эту секунду тёмные холодные тени обсидиановой камеры смыкаются вокруг него.

– Ты полагаешь, он идёт за тобой.

Джеймс откинул голову и улыбнулся.

– Он идёт за всеми нами.

– Вам ничего не угрожает! – Янник говорил громко, пытаясь перекричать общий гомон. – Ваши друзья – не враги вам! За тысячи лет существования Чертога ни один Хранитель не обратился!

Вайолет, стоявшая рядом с Верховным Адептом на возвышении, смотрела на царивший в Большом Зале хаос, и её сердце сжималось. «Тени…» Янник пытался вразумить членов ордена, удержать единство. Но теперь между Хранителями, которые испили из Чаши, и напуганными, изумленными, разгневанными послушниками с адептами, которые не прошли ритуал, пролегла трещина, грозившая перерасти в раскол.

– Ничего не угрожает? – Вайолет узнала голос Беатрис. – В нашем Чертоге – Тени Тёмного Короля!

– Сколько вас? – это говорила Сара – одна из адептов, которая проводила гостью в покои, когда та впервые оказалась в Чертоге. – Сколько вас всего?

– Каждый из Хранителей – тень, или же скоро станет ею! – воскликнула Беатрис.

– Да, ты права.

От дверей донёсся голос, который прорезался сквозь гвалт. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь ритмичным постукиванием трости по каменным плитам пола. Старейшина медленно прошла в центр Зала.

– Все, кто испил из Чаши, станут тенями. И я в том числе.