– Тебе больно?

– Да. Постоянно. Но я привык. Терплю.

И вправду терпит, не считая рак наказанием свыше, скорее уж частью возложенной им самим на себя миссии. Болезнь испытывает его на крепость, и Чистильщик с честью выдержит испытание.

– В марте сказали, что надежды больше нет. И я ушел.

Подумалось, что ему, наверное, было одиноко. Вряд ли у Чистильщика есть семья. И в больнице Чистильщик оставался один. Всегда. К другим приходили родственники. Жалели. Приносили мандарины и вафли, пакеты с соком и сканворды, чтобы скучно не было, рассказывали новости и выслушивали больничные сплетни…

– Если бы ты сказал, что с тобой, я бы тебя навестил.

– Поэтому и не сказал. Нас не должны видеть вместе. Я… хочу сдаться. Я долго думал. Один раз почти решился, но… не хватило духу.

Это признание стоит дорого.

– Они тебе не поверят, – Ланселот знал это точно. – Не захотят. Иначе придется признать, что они допускали убийства. Много убийств. Но тел нет. Заявлений нет. И проще закрыть глаза. Тем более если ты скоро умрешь.

– Они должны меня выслушать.

– У них должны быть основания тебя выслушать, – план постепенно обретал очертания. И Ланселот сам не мог поверить, что все складывается настолько удачно. Это ли не знак свыше? – Делай то, что делал прежде. Оставляй тела. Бабочек. И они не смогут отвернуться.

– Посмотри, – Чистильщий вытянул руки. Тонкие, обтянутые кожей, скорее напоминавшие лапы чудовищной птицы, чем человеческие конечности. – У меня не хватит сил.

Зато у Ланселота были. Он поможет.

– Стой, – все-таки Чистильщик не утратил остроты ума. – Какая тебе выгода?

– Я хочу спасти женщину.

Врать не имело смысла.

– Женщинам нельзя верить, мальчик. Я не знаю, кто она и что тебе говорила, но если ради спасения толкает тебя на убийство, то это не любовь. Она воспользуется тобой, а после выбросит. Тебе будет больно.

– Я помогу тебе, а ты поможешь мне.

– Конечно. Но… если однажды ты поймешь, что я был прав, не пытайся ее вернуть. Убей. Только так можно это прекратить…

Возможно, Ланселот так и сделает. А Кара одобрила новый план. Только уточнила:

– Ты ему веришь?

– Да, – сказал Ланселот.

Чистильщик его не сдаст. Это последняя взаимная услуга. И шанс на то, что Ланселот продолжит миссию.

Проснувшись, Дашка первым делом подумала, что глупо было соглашаться на свиданку. В чужой квартире вообще неудобно просыпаться. Сразу встает куча проблем, которые в собственной и проблемами не выглядели.

А тут… зубная щетка отсутствует. И любимое мыло. Крем. А также халат с медвежатами и тапочки. Зато есть Славка, который спит, раскинувшись во всю кровать, точно опасается, что Дашка вздумает захватить кусок ее в полное свое владение.

Не вздумает.

У Дашкиных глупостей срок годности имеется. И уже к завтраку ее отпустит… к вечеру так совершенно точно. Тем более что с завтраком здесь сложно: в холодильнике удручающая пустота, а на полках, помимо кофе, соли и гречневой крупы, есть только пара бутылок джина.

Джин пили вчера. Без тоника.

А до джина – мохито в высоких бокалах с зонтиками. Наверное, из-за этих зонтиков, напомнивших Дашке, что очередного летнего отпуска ей не видать как собственных ушей, и накатила грусть вселенская, которая есть первый женский враг, ибо провоцирует на неблагоразумные поступки.

Зубы Дашка чистила пальцем, тихо матерясь: постеснялась вчера к себе приглашать, так терпи.

Кофе она на работе попьет. Без джина, но с булочкой.

А Славка… вряд ли он сам захочет встретиться вновь.

Приключения должны заканчиваться, но не обязательно счастливо.

Телефонный звонок настиг Дашку на стоянке. К этому времени она успела замерзнуть, проклясть вчерашнюю авантюру с сегодняшним весьма предсказуемым исходом, Славку и собственную гордость. Именно та помешала Славку разбудить и потребовать от него доставки тела к месту работы.

– Да?

Сказала, как рявкнула… и спустя минуту попрощалась с надеждой добраться до дома. Доброе утро, значит? Доброе утро с трупа не начинается…

Спустя полчаса Дашка сидела в «уазике», который бодро скакал по промерзшей дороге. Затянутые инеем окна почти не пропускали свет, и если свернуться на сиденье калачиком, то можно подремать. Семеныч и куртку оставил. Теплую, табаком пахнущую. В кармане небось начатая пачка и дешевенькая одноразовая зажигалка. Минут десять – и Семеныч вспомнит, начнет искать…

Вот она, реальная реальность.

Анонимный звонок.

Труп в колодце заброшенной деревни. И ухабистая дорога.

Дашка все-таки легла, закрыла глаза, стараясь не слушать ни радио, ни голосов: Семеныч отчаянно спорил с Сидорчуком, доказывая, что вызов наверняка ложный и нечего было сразу всем дергаться… а Сидорчук утверждал, что в такие дали дважды машину гонять никто не станет.

Славка, наверное, проснулся.

И обрадовался, что Дашки нет. Он ведь привык, чтобы женщины уходили тихо, не причиняя неудобств. Вот Дашка и постаралась. А вообще он нормальный парень. И оттого обиднее, что нормальные парни не про Дашкину душу. Ее дело – трупы…

Двое. В том самом колодце, о котором было сказано. Невысокий, с искрошившимися краями, он был прикрыт листом ржавого железа. И тот примерз – пришлось откалывать лед. Семеныч матерился, а Дашка думала, что место-то хорошее… тихое… и совсем рядом с той деревенькой, в которой появилась на свет Кара. Совпадение?

Она не верила в такие совпадения. И когда из колодца донесся характерный запашок, Дашка поняла, что дело будет более тухлым, нежели представлялось в начале.

Трупы были. Два.

И чемодан с вещами.

И даже кошелек, впрочем, без денег. Зато и документы нашлись. Дашка только взглядом скользнула, убеждаясь: догадка ее верна.

Мерзко-то как…

Жизнь Марты, преобразившаяся столь чудесным образом, была почти безоблачна. И Марта каждый день начинала с благодарственной молитвы Господу, где просила здоровья для матушки, и госпожи Жанны, и для других людей тоже.

Ее новый дом был роскошен.

И наряды тоже… и все-то, что от Марты требовалось, – выходить изредка в парк и петь. Она старалась. Тем паче что душа ее рвалась рассказать миру о том, до чего же хорошо живется…

Нет, конечно, Марта всецело осознавала, что жизнь такая долго не продлится. Но верила обещанию госпожи Жанны – пусть бы не этот, так другой дом у Марты будет. Собственный. И приданое. И все то, что нужно хорошей девушке, чтобы выгодно выйти замуж.