Встреча, та самая, которой Марта и ждала, и боялась, случилась однажды вечером.

Марта пела, уже не романс из тех, которые ей приходилось учить наизусть, но простую песенку об одинокой девушке, ждущей возлюбленного.

– Как тебя зовут? – человек выступил из тени, и Марта, не заметившая, как он появился, не удержалась, вскрикнула в испуге. И вскочила, готовая бежать прочь, но тут же обругала себя за глупость.

Кто еще появится в парке, как не тот, кому этот парк принадлежат?

– Не бойся, – сказал он.

Не уродлив. Конечно, лицо скрыто маской, но остальное не спрячешь. Одет просто, по-охотничьи, вот только охотники не носят бархатных курток.

– Я… не боюсь.

– Как тебя зовут?

– Марта, господин.

– У тебя красивый голос.

– Благодарю вас…

– И волосы…

Волосы госпожа Жанна велела носить распущенными, что поначалу изрядно смущало Марту – она ж не гулящая девка все-таки. Но и возражать госпоже Марта не смела…

Эта встреча закончилась в доме и в постели…

И господин, которого велено было называть Охотником, подарил Марте золотой браслет. Она же, памятуя о матушкиных наказах, подарок приняла с благодарностью.

Потом была другая встреча… и третья.

Марта радовалась им, потому что Охотник был добр и щедр, а ко всему любил говорить, правда, когда он заговаривал, то Марта ощущала себя глупой. Она не понимала и половины слов, но соглашалась с каждым. Охотник, кем бы он ни был, внушал трепет и уважение.

А еще любовь.

Никогда прежде Марте не доводилось встречать подобных людей. Но она была разумной девушкой и понимала, что эти встречи не продлятся долго. Когда Охотник стал появляться реже, Марта осознала: скоро ей придется покинуть чудесный дом, оставив его другой девушке. Ей сделалось печально, до слез, и подарки, которых накопилось немалое количество, были слабым утешением. Пожалуй, Марта отдала бы их за возможность быть рядом.

Однако что значили ее желания?

Ничего.

И однажды в доме появилась госпожа Жанна.

– Мне пора уезжать? – спросила ее Марта, надеясь, что, услышав ответ, сдержит слезы. Ведь госпожа Жанна ни в чем не виновата. И никак не заслужила упреков. Марта сама оказалась слишком глупа и обыкновенна для того человека, чье имя ей так и не позволено будет узнать.

– Да, милая, пора.

– Мне позволено взять с собой вещи? И… подарки?

– Конечно, – госпожа Жанна посмотрела в глаза и вздохнула. – Не печалься, Марта. Ты очень хорошая и ласковая девушка. Если хочешь, я помогу тебе найти мужа, такого, который оценит твой светлый нрав. Время пройдет, и эта любовь забудется…

Марта готова была поклясться, хотя и страшный это грех – клясться, – что никогда не забудет Охотника! Но госпоже нельзя перечить.

– У тебя есть возможность уйти. Уходи. Беги отсюда, пока…

– Пока что, госпожа?

– Пока имеешь шанс сберечь свою душу.

И Марта поразилась тому, сколько боли было в голосе госпожи. И сам этот голос вдруг показался по-старушечьи надтреснутым, ломким. Да и тень, упавшая на прекрасное лицо женщины, вдруг сделала его уродливым. Длилось это долю мгновения, и Марта мысленно перекрестила Жанну.

Она не знала, что случилось с госпожой, но было это страшным.

Наверное, любовь.

Только любовь так уродует… и выходит, что права госпожа: не следует Марте разменивать жизнь на этакую-то беду. Время пройдет, все позабудется…

Жанна вновь сидела, ожидая, когда Марта соберет вещи, которых на сей раз было много. И одних подарков получилась целая шкатулка. Если продать их, то… что сделать с деньгами? Марта отличалась практичным складом ума. Ей и в голову не пришло потратиться на наряды или же другие подобные глупости. А вот если открыть свое дело…

– Вот и умница, – госпожа Жанна погладила Марту по щеке. – Увидишь, у тебя все будет хорошо…

И это пожелание сбылось.

Славка проснулся в хорошем настроении, чего с ним давненько не случалось. Потянувшись, зевнув так, что челюсть заныла, он открыл глаза.

Дома… дома хорошо.

А дома поутру в кровати и вовсе замечательно. Почему он раньше не обращал внимания на такие вот мелкие радости жизни? Занят был. Теперь, выходит, освободился.

Вот только в кровати было пусто. И на кухне. В ванной… вообще в квартире. Исчезли стоптанные сапоги на низком каблуке, о которых вчера весь вечер подмывало высказаться – Дашке другие носить надо. И куртка ее нелепая. Шарфик, помнится, Славка вчера с ним долго сражался, пытаясь развязать узел.

А Дашка фыркала, но не смеялась.

Сбежала, значит.

И почему это обстоятельство Славку расстраивает? Он вообще-то радоваться должен, что избежал необходимости что-то говорить, объяснять, играть в гостеприимного хозяина, хотя терпеть не может посторонних женщин поутру. Дашка наверняка пошла к остановке и упрямо мерзла, поджидая автобус. Ну и сама виновата, идиотка гордая. Славка тоже живой человек и право имеет.

На что он имеет право, Славка не додумал: зазвонил телефон.

– Слав, это Макс, – как будто его можно с кем-то спутать. Славка и спросонья узнает этот нервозный, дрожащий голос. И всхлипы в трубке. – У меня тут… беда… приезжай, пожалуйста.

– В контору?

– Нет. Ты… поможешь?

– С чем?

– Я ее убил… это я ее убил…

– Куда ехать?

Максик назвал адрес. И вот тебе хорошее утро… Дашке позвонить, что ли? Если есть труп, то будет и полиция, и уж лучше знакомая, чем незнакомая. Но Славка передумал. Сначала надо выяснить обстоятельства, а уж потом вызванивать.

Доехал быстро.

Максик обитал в старом районе. Некогда стоявший на отшибе дом постепенно затерялся среди других новостроек. Место это напоминало Славке лабиринт из желтых кубиков, внутри которого скрывались асфальтированные дворы с редкими даже летом островками зелени.

Дом был старым, но еще крепким. Пестрая мозаика окон, застекленных и открытых балконов, цветастые флаги белья, что полоскались на ветру, – все было слишком уж обыкновенным.

Третий этаж. Перед дверью – вязаный коврик. На двери – цифры «под золото». Звонок разливается птичьей трелью, и открывают сразу.

Максик выглядит более жалким, чем обычно. В желтой майке с Винни-Пухом, широких шортах и шлепанцах на босу ногу – навеки недоросль.