– Ой, да брось, – отмахнулся от него наш плешивый начальник. – Ты, Володенька, человек ответственный, но страшный перестраховщик. А в нашем деле, сам понимаешь, без доли риска – никуда.

Я напряженно следила за их спором, понимая уже, что от его исхода зависит в какой-то степени моя дальнейшая судьба. Володя пытался защитить меня от чего-то, Юрий Остапович же, видимо, считал, что со мной и так достаточно долго нянчились.

Я с удивлением обнаружила, что не испытываю ничего, кроме легкого волнения. Володиных опасений я уж точно не разделяла. Мне тогда казалось, что я уже крайне опытна – пуд соли съела, исполняя задания, и нет на свете такого, что могло бы меня напугать и смутить.

Какой же я все еще оставалась наивной!

Володя, хоть и был на несколько лет меня моложе, куда лучше понимал специфику ситуации, в которую нас с ним ласково, но вместе с тем неуклонно загоняли.

Вне всякого сомнения, наш кукловод был озабочен, серьезно озабочен. Это слышалось в его елейном тоне, которым он растекался перед нами. Глаза же Юрия Остаповича оставались злыми, цепкими, не знающими пощады. Он был прав, этот старый политикан, лучше было убить змея в зародыше, иначе гаденыш будет иметь все шансы возмужать и вырасти уже на территории нашей страны. Юрием Остаповичем руководил здравый смысл. Куда выгоднее воевать на территории чужой страны, чем на своей, удобнее десантировать свою агентуру до того момента, когда братья во исламе начнут толпами взрываться в центре Москвы в надежде попасть в лучшие миры.

Новоиспеченного покорителя и властителя мира – эмира исламско-оттоманского халифата следовало раздавить немедленно. И эта почетная миссия, по крайней мере первая ее часть, доставалась мне.

Что ж, выбора не было.

Юрий Остапович обернулся ко мне:

– Ты, Алиночка, бывала когда-нибудь в Париже? Неужели ни разу? Напрасно, напрасно… Это изумительный город. Особенно по весне… Сейчас там, конечно, не так живописно, но уж всяко теплее, чем в наших широтах. – И он вдруг рассмеялся неприятным визгливым смехом.

В это, вероятно, трудно будет поверить, но факт того, что мне доведется спеть несколько песен в одном из самых знаменитых ночных заведений Парижа, «Лидо», впечатлил меня куда больше, чем задание, которое мне предстояло выполнить. Встретиться в условленном месте с сотрудником под прикрытием, получить от него данные и перевезти их в Россию – я такое проделывала уже десятки раз. И мне совершенно непонятно было, отчего так нервничал Володя.

Когда мы в последний раз виделись с ним перед отъездом – я знала, что в Париже он будет рядом, но летели мы, разумеется, порознь – Володя вдруг замолчал на минуту, потом положил ладони мне на плечи, стиснул их довольно сильно и веско сказал:

– Алина, это очень опасно! Эта организация – «Камаль»… очень серьезная. Она расползается по всему миру бешеными темпами, распространяется, как раковая опухоль. На карту поставлено слишком многое, так что охранять свою конфиденциальность они будут изо всех сил. Ты понимаешь? Ты это понимаешь?

– Ну, конечно, понимаю, Володенька, – легко отозвалась я и невесомо поцеловала его в лоб.

Он устало прикрыл глаза, видимо, ничуть не обнадеженный моими словами, мотнул головой и отпустил меня.

Париж зимой оказался вовсе не таким живописным, как обещали путеводители. Слякотные сырые улицы, небо, клочками грязной ваты нависшее над старинными домами…

Целый день – морось и маета.

Яркими пятнами в этом вечно хмуром тумане были лишь витрины, уже украшенные к Рождеству. Гирлянды, золотые и красные шары, банты, колокольчики, разряженные, словно модницы с Елисейских полей, новогодние елки. Все это рябило, мерцало и переливалось в сыром воздухе…

Отель, в котором я остановилась, располагался в самом центре Парижа. Выстроенное в стиле барокко старинное здание, углом выходившее на оживленный перекресток, по вечерам ярко подсвечивалось огнями и издалека казалось именинным тортом со свечками.

Именно здесь, в ресторане нижнего этажа отеля, а точнее – в небольшом коридорчике за обеденным залом, где находились двери туалетов, я и должна была встретиться со связным.

В тот день все у меня внутри подрагивало от волнения – ведь вечером должно было состояться мое выступление на легендарной сцене «Лидо», куда ранее, в дни своей молодости, впервые выходили еще малоизвестные Эдит Пиаф, Ив Монтан, Далида. И мне отчего-то казалось: то, что и мне предстоит спеть несколько песен на этих подмостках – доброе предзнаменование.

Ведь когда-нибудь, может быть, даже довольно скоро, эта моя тягостная служба окончится, и я стану свободной!

А если я стану достаточно известной, знаменитой, богатой, смогу диктовать свои условия… Ведь в самом деле, не захочет же плешивый Юрий Остапович, чтобы где-нибудь в западной прессе появились мои откровения: «Айла: как я была тайным агентом российских спецслужб».

В тот день я пребывала в приподнятом расположении духа и на радостях широким жестом пригласила всю мою группу – музыкантов, стилиста и, разумеется, самого продюсера Виталия отобедать со мной в ресторане отеля.

Мой ударник Слава смаковал картофель Crispy Gratin, а стилист рассказывал, что успел уже с утра смотаться в аристократический восьмой район, на знаменитый «Золотой треугольник», образованный тремя улицами – Avenue des Champs Elysees, Avenue Montaigne, Avenue George V, где расположены были самые дорогие парижские магазины и модные бутики.

Я бросила быстрый взгляд на часы, промокнула рот салфеткой и поднялась из-за стола.

– Прошу прощения, я на минутку, – улыбнулась я свои спутникам и прошла через зал, направляясь к нужному мне коридору.

В помещении туалета было пусто.

Я задержалась у висевшего на стене большого зеркала в золотых завитушках по краю рамы, поправляя прическу, и тут же увидела в отражении, как приоткрылась дверь мужской уборной. В коридор выскользнул мужчина, одетый в строгий до унылости черный костюм – из тех, что обычно носят сотрудники личной охраны. Он остановился за моей спиной и вполголоса произнес:

– Summertime.

– Вы принесли данные? – не оборачиваясь, спросила я.

Он отрицательно мотнул головой:

– Я не могу позволить себе носить информацию при себе. Это слишком опасно. Я не могу рисковать.

– Тогда как вы собираетесь мне их передать? – вскинула брови я. – Рассказать на словах? Это, по-вашему, менее опасно? Через два дня я улетаю…

– Я знаю, – кивнул он. – Завтра в два, в галерее «Лафайет», скамейка возле павильона «Армани». Я передам вам ключ от ячейки в камере хранения.

– Хорошо, – кивнула я. – Галерея «Лафайет», павильон «Армани», скамейка, завтра в два.

Развернувшись на каблуках, я быстро пошла обратно в обеденный зал.

…Вечернее выступление прошло превосходно.