В темном, едва подсвеченном мягкими сиреневыми и лиловыми огнями зале старинного кабаре царила особая атмосфера.

Особенный запах – запах старинной пудры, шелкового белья, чуть терпких цветочных духов…

Здесь даже музыка, казалось, звучала по-другому, с чуть благородной хрипотцой, будто бы с граммофонной пластинки.

И мой собственный голос показался мне глубже и чувственнее…

Я спела две песни по-французски и одну – на османском диалекте, который тогда только начинала осваивать.

– Потерянная дорога, по которой я бреду… к тебе… – пела я, простирая в зал руки, с которых красиво скатывались к плечам широкие рукава серебристого платья.

Зрители отвечали мне аплодисментами и отдельными выкриками из зала.

Мне вдруг подумалось: разве не об этом когда-то мечтала глупая девочка из города на Волге? Разве могла она подумать когда-нибудь, что эта ее нахальная тщеславная мечта однажды сбудется? Пускай и не так, как хотелось, пускай и в обмен на свободу, жизнь, любовь!

Но ведь сбылась!

Я стояла на знаменитой сцене, с которой начинали свое восхождение на музыкальный Олимп многие мировые звезды эстрады.

И пела.

Иногда мне кажется, что только благодаря таким моментам я и выживала все эти годы…

На следующий день волшебство, разумеется, рассеялось, и Золушке пора было распрощаться с хрустальными туфельками и заняться чисткой закопченных котлов.

Без пятнадцати два я уже гуляла в галерее «Лафаейт». Володя, с которым я успела связаться и доложить, какая заминка вышла с агентом, не сумевшим вовремя доставить мне информацию, должен был ждать меня снаружи, у западного выхода, на машине.

Мекка французского шопинга блистала огнями, кружила голову самыми тонкими ароматами. Сквозь стеклянный купол проникали лучи неяркого зимнего солнца. Бутики самых известных мировых брендов манили покупателей, предлагая новые коллекции одежды и аксессуаров. Кафе, рестораны, павильоны с коллекционными винами, сладостями, деликатесами…

Самая разношерстная толпа: покупатели, туристы, просто праздные зеваки.

Лучшего места для встречи и не найти. Быть на виду у всех – и в то же время оставаться незаметной в толпе.

Мне вдруг показалось забавным, что в ранней юности я, девчонка из провинциального городка, полжизни отдала бы за то, чтобы очутиться здесь. Как бы я замирала у каждой витрины, как пожирала бы глазами дизайнерские наряды, сумки, туфли, украшения. Сейчас же, когда я могла себе позволить войти в любой бутик, все это великолепие нисколько меня не интересовало.

Я, разумеется, оделась для встречи так, чтобы не привлекать к себе внимания. Конечно, известность моя была еще не настолько широка, чтобы бояться, что меня узнают. И все же для сегодняшнего мероприятия в моем облике не должно было быть ничего похожего на певицу, выступавшую вчера на сцене одного из старинных парижских кабаре. Удобные белые кроссовки, потертые мешковатые джинсы, замшевая куртка на меху, достаточно свободная, чтобы скрадывать фигуру.

Самое важное – быть незаметной.

Не высокая – не низкая, не полная – не стройная. Вокруг шеи в несколько слоев намотан объемный шарф, в котором так легко спрятать лицо, всего лишь наклонив голову. Волосы убраны под кепку с широким козырьком, отбрасывавшим тень на глаза…

Вокруг меня сновала многоликая толпа и я легко сливалась с ней. Ничем не примечательная туристка. Или местная жительница, решившая развеяться.

Я поглазела на витрины, случайно столкнулась с полной негритянкой в красной флисовой толстовке. Взяла у мальчика, раздававшего рекламки, глянцевый буклетик и неспешно направилась к нужной мне части галереи.

Впереди замаячила нужная мне скамейка, и, кажется, человек, с которым я должна была встретиться, уже сидел на ней. Поравнявшись с ним, я сделала вид, будто только что заметила развязанный шнурок на кроссовке, и тут же опустилась на краешек скамейки.

Он, разумеется, ничем не выдал нашего знакомства, ничего не сказал, просто окинул меня любопытствующим взглядом.

Я тут же разгадала роль, которую он сейчас играл: скучающий обыватель, жена которого вот уже минут сорок торчит в каком-нибудь ближайшем бутике. Он же, досадуя на законную половину, отсиживается на скамейке, пялясь на всех попадающих в поле зрения особ женского пола. Слегка поерзав, изображая нерешительность, он наконец отважился завязать разговор?

– Устали? – спросил меня по-французски.

– Шнурок. – Я кивнула на кроссовок и наклонилась, чтобы завязать его.

Дальнейшее должно было занять от силы пару минут.

Мы перекинемся несколькими фразами. В процессе он незаметно оставит на скамейке ключ от камеры хранения, назовет мне вокзал или аэропорт, где следует искать оставленные документы, а затем изобразит телефонный звонок или что-нибудь в этом роде. Ну, или я сыграю полную незаинтересованность во флирте со случайным встречным и, подобрав ключ, отправлюсь восвояси.

Я потянула за концы шнурка, одновременно машинально оглядывая кишевшее посетителями помещение.

Просто отработанный рефлекс – убедись, что нет слежки.

И в ту же секунду время как будто застыло, замедлилось, словно на кинопленке. Звуки смолкли, превратились в белый шум, то накатывающий волной, то почти затухающий, словно шелест морского прибоя…

Я увидела.

Снова увидела давешнюю негритянку в красной кофте.

Совпадение? Может быть…

А может быть, и нет.

Толстуха, тяжело переваливаясь в высоких ботинках, прошла мимо нас и всего лишь на секунду задержалась возле стоявшего у колонны высокого бритого мужчины. Мне не было слышно, сказала ли она ему что-нибудь. Как бы там ни было, женщина заковыляла дальше, а бритый вытащил из кармана куртки мобильник, коротко бросил что-то в трубку и отошел в сторону.

Хвост. Слежка.

Если верить тому, чему меня учили, именно так это и должно было выглядеть.

– Вы давно в Париже? – спросил меж тем связной.

– Вторую неделю, – машинально отозвалась я.

Слежка или мне показалось?

«Доверяй интуиции и своим глазам, – учили меня. – Лучше перестраховаться, чем допустить ошибку».

Почему агент привел за собой хвост?

Сплоховал, прокололся?

Или продался?!

«Камаль» вербует людей по всему миру, переманивает на свою сторону буквально по щелчку пальцев, так, кажется, следовало из информации, которую дал нам Юрий Остапович. Могли ли они перевербовать агента? Могли. Мог ли агент просто допустить ошибку и попасться? Мог. Может ли все это быть лишь плодом моей паранойи? Тоже вполне возможно.

Но рисковать я не имею права.

Знает он о слежке или нет, не так важно. В любом случае, он знает меня. А значит, если его прижмут и начнут пытать – он меня сдаст. Все будет провалено, он меня засветит – и моя жизнь не будет стоить и ломаного гроша.